Но нет сил терпеть. Медленно-медленно, глядя на отражение, девочка отвела в сторону правый локоть, продолжая сжимать подобранный подол туники, чувствуя, как врезаются в ладони складки ткани. Вот сейчас она коснется его руки. Вот. И ощутила выставленным локтем горячую кожу. Сердце прыгнуло. Настоящий! Живой! Теперь можно повернуть лицо, запрокидывая, чтобы сразу — в глаза. Не убирая локтя от точки живого тепла.
Но время растаяло, потекло, вскипело, и — вспыхнуло, испаряясь.
Крик, свист стрелы. Хаидэ резко повернулась, забулькали камушки, сыплясь из отпущенного подола. Скользнули по ее лицу глаза — большие, темные. И — нет никого уже рядом.
Лишь мягкий топот накатывался со всех сторон. Тяжелое дыхание, теньканье тетивы. Кто-то сзади резко обхватил ее, больно передавив грудь, дернул из воды, царапая руки ремнями и пряжками.
Быстро, как все быстро и так много всего сразу! А его уже нет. Нет! Есть!
Хаидэ забилась в руках воина, глядя на замершую черную тень в камышах. Да что же он? Убьют ведь! Но не стреляли. Лучник в охране один, в три мгновения все стрелы выпустил.
А пятеро с мечами уже бегут, крадучись, зверями уже вокруг лагуны — к зарослям тростников. Сейчас из стойбища на условный крик стражи примчатся еще воины.
Хаидэ рванулась, отталкиваясь босыми ногами, и укусила воина за ухо. Тот зарычал бешено, отбросил на песок, и тут же схватил за руку, как привязал. Пальцы Хаидэ онемели от хватки. А позади — волна топота. И грозный крик отца, который неожиданно оказался совсем рядом, видно приехал в стойбище поутру, пока она бродила в лагунах.
Охотники ринулись в камыши одновременно, с разных сторон. Только тени мелькали да высокие метелки тряслись. И вылетел один, как сломанная кукла, обрушился в мелкую воду. Поплыла по солнечной ряби кругами кровь. Остро запахло охотой. Разваливая зелень коленчатых стеблей, выпал ничком из зарослей другой, пачкая красным белый песок. Ему на спину поперек — третий. Голова свернута, глаз открыт — в небо. Шапка съехала на другой глаз. Пронзительный крик раздался из трясущихся тростников. Так овцы кричат, когда умирают под ножами пастухов. И запах тот же. Еще крик…
Времени прошло — дважды открыть-закрыть глаза, а племя потеряло четверых воинов. Загремел голос вождя.
Еще умирали убитые, как новая тройка стремительно унесла свои жизни в камыши и оставила там. А остальные бежали с луками вокруг — запереть в камышах, не дать уйти, пустить стрел больше, чем пылинок, поднятых с сухой земли сапогами, зачернить быстрыми смертями прозрачный воздух. Окружили и замерли, натягивая тетиву.
Стихло все. Хаидэ, застыв, одна рука в кулаке воина, другую сама сжала в кулак, вглядывалась в зеленые решетки тростника. Плавно кивают высокие метелки, отвечая жаркому ветерку. Часто-часто стоят тонкие одинаковые стебли. Все насквозь видно: серые бесформенные кучи, примявшие стебли — убитые охотники. Но нет черного силуэта.
И только Хаидэ начала переводить дух, сожалея одновременно, что, вот, опять исчез, как перед тростником, на песке, в двух шагах от лежащих ничком мертвых тел, будто из полуденного марева возник, стоя на одном колене, сведя плечи и опустив голову, пальцами касаясь песка. И тут же, с маревом колеблясь, перетекая, встал в рост, прямо, опустил большие ладони. Поднял подбородок, открывая шею.
Без оружия, без панциря. Быстрое время — открыть, закрыть глаза — ухнуло, растянулось внутри себя, вмещая бесконечно многое… Взгляд Хаидэ скользил по его предреченным смертям: стрела в глаз — смерть, стрела в горло — смерть, стрела в сердце — смерть.
Да что же он стоит?
Сверху, с пригорка раздался яростный голос вождя, посылающий все эти смерти.
И, одновременно с напряжением мускулов лучников, что ощутила в себе саднящей болью, услышала собственный крик. Пронзительный, чтобы суметь перекрыть голос вождя. И второй следом, еще яростнее, чтоб не просто услышали — послушались.
Ослабела от неожиданности хватка воина — вырвать руку! Быстро! Времени — только закрыть, открыть глаза!
Выворачивая пятками песок, падая на колено и тут же вскакивая, рванулась напрямик, через мелководье, на бегу пожалев об этом. Вода по пояс, вцепилась в бедра, в колени вязкими ладонями. А надо — быстрее! Быстрее голоса, быстрее стрел!
