Встретившись с глазами отражения, скорчила гримасу, дразня себя.
«Так Теренций смотрит на стати купленной кобылицы». Безжалостная мысль, ударив, принесла наслаждение.
Да, — она закружилась, потряхивая головой и раздувая ноздри, — кобылица, которую покупают. Вот что сидело во мне, все это время. Может быть, это демоны. Те самые, что приходят с болотными огнями, пробираются по ночной земле, нюхая, и если находят женский след, то вползают в женскую нору, забирая женщину целиком. Так говорят о женской силе в степях. И, не боясь демонов, смеются. Потому что ни один демон не справится с дочерьми Зубов Дракона, которые могут скакать день и ночь, драться голыми руками и спать на холодной земле. Но тут, в ленивом и безмятежном покое дома-дворца демон, нашедший ее среди местных чужих богов, может стать сильным…
— Может, — согласилась Хаидэ.
— Но я все равно сильнее!
Схватила плащ, накинула и запахнула, затягивая поверх складок кожаный пояс. Дернув занавесь, побежала вниз по лестнице, выкрикивая имя няньки.
— Что? Что птичка?
Фития торопилась навстречу и Хаидэ остановила ее, схватив за руку.
— Не надо наверх, Фити. Пойдем, дашь мне одежду.
— Какую?
— Мне нужны штаны и рубаха. Все. Нет, еще нужен лук, простой.
— А…
Нянька глянула на разгоревшееся лицо и промолчала. Пошла впереди, кренясь и одной рукой касаясь белых колонн. Свернув за угол, отперла дверцу своей комнатки. Подошла к корзине, в которой свалено было вперемешку всякое тряпье.
— Тут вот, стирано, для слуг в доме. А лук, где же я тебе лук-то…
— А мой?
Старуха, держа в руках мятые штаны из грубого полотна, повернулась.
— Ну, есть твой. Тебе зачем?
— Фити. Где он? Тетиву надо, наверное, новую. Ну, скорее давай!
— Не нужна новая. Цел, я уж старалась. Натянешь только сама, а то руки у меня слабы.
Хаидэ дернула из ее рук штаны и, прикрыв двери, скинула плащ. Засмеялась, глядя, как хмурится нянька. Одеваясь, слушала ворчание, впрочем, никакой злости или испуга в голосе няньки не было. Завязала узлом волосы и, подхватив их старым шарфом, плотно намотала его на голову, оставила край, чтоб закрывать лицо.
— Проведешь меня на конюшню. Там есть кто сейчас?
— Поели, спать ушли, ленивцы. Как нет хозяина, так их не дозовешься. Но коней почистили, причесали. Нету твоего Брата, девочка, только Брата нет.
— Ничего, Фити. Брат с Нубой.
— Улетели два черных. Погоди… А ты сама? Ты не собралась ли?
— Нет-нет, Фити. К рассвету вернусь. Сегодня на перекрестке старых дорог можно совершать обряд почитания Гекаты. Скажешь Теренцию, я взяла Цаплю, петуха и хлебы, мешок изюма. Я ему говорила. Он знает.
— И что мальчишкой поедешь, в штанах, тоже знает?
Хаидэ снова накинула плащ, подпоясалась. Топнула ногой, проверяя, хорошо ли сел наспех натянутый сапожок. Внутри все дрожало, просясь — скорее, скорее же!
— Видишь, плащ. А что под ним — мое дело.
Белую Цаплю вывели к задней калитке. Дом сонно молчал, лишь из окон, то из одного, то из другого выглядывала неугомонная Мератос, пока Фити не погрозила ей кулаком.
— Иди, Фити, иди. Присмотри за Ахаттой. Мужу скажи, я вернусь, утром. Скажи, Хаидэ будет просить Гекату, за него, поняла?
— Да, да. Езжай уж. Хаидэ…
— Что? — княгина нетерпеливо посмотрела, как танцует Цапля, вытягивая серебристо-бархатную морду к мощеной дороге, обсаженной густым кустарником.
— Подчини болотного демона, птичка. Пусть Ночная красавица хранит твое сердце.
Управляя послушной Цаплей, Хаидэ повела плечом, проверяя, на месте ли детский лук, похлопала рукой по колчану со стрелами. И свернув за угол, смешалась с едущими и идущими с базарной площади крестьянами. Шарф закрывал лицо до самых глаз. Пристроившись к скрипящей телеге, доверху набитой мешками с овечьими шкурами, порадовалась, что время мирное и городские ворота открыты.
— Йее-хо! — там, где летняя дорога уходила прямо, сверкая светлой затоптанной глиной, она свернула в степь и понеслась от побережья в рыжие и зеленые травы. Цапля заржала коротко, рванулась вперед, радуясь бегу под полуденным солнцем.
Они бежали, летели вместе, подставляя носы и глаза степному ветру, переполненному запахами полыни и чабреца. Мягко колыхалась широкая спина, взлетали копыта, бился о бока заплетенный хвост. Трепался по ветру шарф, и края плаща вспархивали серыми крыльями. Мысли скакали обок, подчиняясь мерному топоту.
