Ну, хватит, хватит. Любите друг друга, плодитесь и размножайтесь, я так говорю. А я, Карен, возвращаюсь в свое обиталище, содержащееся в порядке стараниями Боны и Магды. Никому не помешаю, никуда не выйду. Разрази меня гром, если мое тело куда-нибудь выйдет. А в остальном… О, как долго я держала себя под спудом… да и сейчас я ничего не позволю себе… так, слегка… Я прихожу и ухожу, когда пожелаю, и нет у меня в этом мире ни господина, ни госпожи! Пальцем не шевельну, ресницей не двину… а потом… как это в песне поется:
Я выйду на свободу, Черпну горстями воду…
Забыла. Неважно.
* * *
Магда кончала разливать зелья по горшкам. Она могла уже делать это самостоятельно, и ей очень хотелось похвалиться и вообще поговорить (Бона ушла в слободу), но хозяйка молчала. Зная незлобный ее нрав, Магда рискнула начать сама, однако не раньше, чем расставила горшки по полкам.
– Зачем ты нас тогда выгнала?
– Когда?
– Когда пришла госпожа.
– Потому что я разрешаю вам любые развлечения, кроме зрелища человеческих страданий.
– Но ты сама однажды говорила, что нам с Боной нужно, неоходимоо видеть страдания.
– Правильно. Чтобы закалить разум. Чтобы стать сильнее других людей. И по этой силе жалеть их. Потому что, если лекарь не жалеет людей, он не лекарь, а убийца. Все это в основном относится к страданиям тела. А соблазн развлечения душевными страданиями силен… особенно в молодости. Ты довольна ответом?
– Да. Но потом я спрошу еще. Когда поразмыслю немного.
– Вот правильно. Поразмысли. И не мельтеши у меня перед глазами. А то я перестаю различать, кто из вас Бона, а кто Магда.
– Как это? Раньше различала, а теперь перестаешь?
– Это потому, что я раньше к вам еще не привыкла. Ладно. Ты все сделала на сегодня?
– Все. Черныша покормила, зелья расставила…
– Хорошо. Теперь разведи огонь в очаге, и можешь делать, что хочешь. Только оставь меня. Я должна думать.
Магда, которую все лето приучали к тому, что думать – это занятие, все еще не могла окончательно в это поверить, и, запалив огонь, не удержалась от замечания:
– Огонь. Тепло же! Может, ты нездорова, раз тебе холодно?
На что Карен ответила непонятно:
– Я мерзну только от своих мыслей.
Напьюсь воды холодной, Пойду тропой свободной…
Магда приоткрыла дверь. Вбежал Черныш, прыгнул на колени хозяйке. Карен погладила его, и он, довольный, свернулся клубком.
.
Магда пожала плечами и вышла. Но любопытство продолжало терзать ее. Несколько раз она тихо заглядывала в соседнюю комнату. Однако ничего интересного она там не увидела. Карен сидела на постели с ногами, прислонившись к стене. Глаза ее были закрыты, ни один мускул лица не двигался, дыхание было ровным, как дыхание крепко спящего человека, и лишь движение руки, иногда поглаживающей спину кота, говорило за то, что она не спит.
Но время проходило, а она продолжала сидеть все так же неподвижно. Магда уже не могла уйти. Она неслышно примостилась в углу, так, чтобы можно было наблюдать за хозяйкой. Поскольку полностью занять себя «думаньем» она не умела, с собой она прихватила шитье.
Стежок – взгляд на бесстрастное лицо на фоне стены – узкая рука провела по черной шерсти – стежок – темные ресницы все так же неподвижны – стежок…
Неожиданно, в очередной раз подняв голову, Магда увидела, что глаза у Карен открыты, и поразилась, какие они огромные и темные – почти сплошные зрачки. Распахнутые глаза. Она быстро вскочила на ноги – свалившийся на пол Черныш с мяуканьем умчался. В ее движении, взгляде, мгновенно исказившемся лице Магда угадала то, чего никогда не видела в ней раньше – злость. В ужасе она сочла, что хозяйка гневается на нее из-за того, что Магда нарушила ее уединение. Но потом она поняла, что Карен ее вовсе не видит. А видит она что-то другое.
Карен шагнула вперед, казалось, ей хочется что-нибудь разбить или разломать. Перепуганная Магда шмыгнула в дверь. Карен ударила кулаком по столу и так и осталась, полусогнувшись. Распустившиеся волосы свисали по острым плечам.
– Проклятье, – прошипела она. – Проклятье.
* * *
Больше она не хотела встречаться с ними. В особенности с Линеттой. Проявить нерешительность в последний момент! Значит, сама не хотела по-настоящему. Ни любви, ни власти. А просьб-то было, просьб… Или она ожидала, что я за нее лягу в постель с Торгерном? Ну уж нет. Я вернусь к своим больным и своим лекарствам. По крайней мере, мы знаем, чего ждать друг от друга.
