– Что вы делаете?! – в отчаянии закричал князь. – Что же вы делаете-то?! А как же другие? За нами ещё наши люди бегут! Им же не спастись!
– Других уж не спасти, князь! – прокричал кто-то с берега. – Вон татары уж здесь почти!
Ладьи с уцелевшими остатками галицкой дружины плыли по Днепру, окрасившемуся алой закатной кровью.
В изрубленных доспехах, покрытые кровью, князь и его оставшиеся в живых воины с бессильным отчаянием смотрели, как гибнут их товарищи, добежавшие до берега, но лишённые возможности спастись. Их убивали возле самой воды…
Между тем татарские полчища яростно осаждали холм и укрепление, за которыми скрылись дружинники князя киевского. Некоторые из врагов сумели прорваться внутрь укрепления, там кипел бой, десятками гибли и те и другие.
С наступлением темноты осада прекратилась, с рассветом вновь началась, однако теперь уцелевшие воины Мстислава Романовича не позволяли врагам прорваться внутрь укрепления.
От могучей киевской дружины осталось менее половины. Но те, кто уцелел, дрались отважно.
На третье утро за тыном послышался какой-то шум. Потом хрипловатый голос позвал:
– Князь! Князь киевский! Подойди. Я к тебе на переговоры.
Князь Мстислав Романович в это время дремал, положив голову на свой щит.
– Я – это кто? – привставая, спросил он.
– Я, Плоскиня! – раздалось из-за тына. – Ты знаешь меня. Татары тебе договор предлагают. Подойди – они не станут стрелять!
Князь не без труда встал на ноги – он был ранен не один раз, на его плече, руке, груди алели полосы окровавленной ткани.
Мстислав Романович смотрел с высоты тына на вождя племени бродников, союзников татар, который стоял внизу.
– И что предлагают татары, Плоскиня?
– Татары предлагают тебе, храбрый князь, сдаться. Если вы сдадитесь, они обещают, что не прольют вашей крови!
Некоторое время князь молчит. Потом усмехается:
– Не прольют, говоришь, крови? Ладно, поверим!
В утреннем свете русские воины медленно выходили из-за своих укреплений. Татары тотчас окружали их, обезоруживали, связывали. Затем повели вниз с холма, на равнину, куда сгоняли толпы других пленников.
Безоружных русских князей, взятых в плен, связали по рукам и ногам. При этом, усмехаясь, снимали с пленников всё, что на них было ценного, ухмыляясь, рассовывали по сумкам.
– Говорите, крови не прольёте? – продолжая усмехаться, спросил князь киевский, уже наполовину раздетый, окружённый ухмыляющимися грабителями.
– Не прольём! – тотчас отозвался какой-то богато одетый мурза. – Мы всегда держим слово!
Пленных князей вывели на широкое пространство перед шатрами победителей. Потом, повалив на землю, накрыли деревянным настилом, а на него принялись кидать подушки. Потом целой толпой забрались сверху.
Из-под настила послышались приглушённые стоны. Татары, словно не слыша, уселись пировать. Смеясь, они обменивались шутками, иные вертели друг перед другом разные вещицы, украденные у пленных, хвалились ими, прищёлкивая языками.
Богородице Дево, радуйся!
Благодатная Марие, Господь с Тобою!
Голос, раздавшийся из-под настила, звучал громко и сильно. Слова православной молитвы прервали болтовню победителей.
Один из татар, оказавшийся прямо над произносящим молитву русским, яростно зашипел, вскочил и принялся прыгать и топать ногами по настилу. Стоны раздались громче, но к читающему присоединились ещё несколько голосов. Молитва не смолкала.
Казнимые дочитали «Богородице Дево», но следом, уже единым хором, громко и слаженно запели:
Спаси, Господи, люди Твоя
И благослови достояние Твое,
Победы на сопротивныя даруя
И Твое сохраняя Крестом Твоим жительство!
На помост, визжа и бранясь, полезли и другие татары, толкая и спихивая тех, кто уже устроился пировать. Они топали, скакали, давя побеждённых, а те продолжали петь молитвы, и казалось, что вместе с ещё живыми поют и уже мёртвые, вознося молитву о спасении земли, на которую, словно полчища саранчи, явились их свирепые враги.
И ярость победивших была бессильна перед этой молитвой…
Лицо Даниила Заточника, продолжающего читать рукопись, покрывали капельки пота. В его глазах стояли слёзы, мешая разбирать строки. Но он читал:
