Оказавшись у порога церкви, все путники перекрестились, но вошёл, низко пригнувшись, только князь. Чудом уцелевшая среди разорённого и покинутого села церквушка была мала и пуста. Образа в иконостасе потемнели.
Подойдя ближе, Александр стал прикладываться к обездоленным иконам, шепча молитву. Потом медленно опустился прямо на пол, обхватив руками голову. У него вырвался то ли вздох, то ли стон:
– Господи! Что ж это такое?! Храмы Твои не должны быть пусты и разорены… Доколе ж всё это длиться будет, а мы терпеть? Доколе, Господи?!
Он поднял голову, в глазах стояли слёзы. И вдруг князь увидел: только что тёмный, едва различимый на доске образ Богородицы просветлел. Словно совсем недавно написанный, он сиял свежими яркими красками. Огромные глаза Божией Матери были полны слезами, как и его глаза, но отчего-то не скорбью, а надеждой исполнено прекрасное иконное лицо.
Александр вдруг услышал звучащий ниоткуда, негромкий женский голос:
– Храм не пуст, раз ты в него вошёл! И Русь не опустеет, покуда есть кому за неё молиться и кому за неё сражаться… Ты просил заступиться за неё перед Господом. Но Он и так её не оставит. Русь – Мой дом, Моя обитель. Какой же добрый сын отдаст на вечное поругание дом своей матери? Не плачь, князь – не напрасна твоя молитва и твоя жертва! Как не напрасен пепел городов русских и гибель воина Евпатия… Любовь не бывает напрасной, Александр!
Потрясённый князь, понимая, Кто говорил с ним, рванулся, чтобы подняться, но замертво рухнул на пол.
Сквозь окружившую его темноту раздавались голоса дружинников:
– Князь, а князь!
– Други, сюда! Что с князем-то!
– Княже, ты что?! Очнись!
Он пришёл в себя и увидел, что сидит, прислонившись к стене церковки, укрытый плащом. Дружинники сгрудились вокруг него, испуганно заглядывая ему в лицо.
– Княже! Ты как?
– Всё хорошо… Что-то со мной поделалось. Лик Богородицин, видали, как светится?
Все смущённо переглядывались:
– Ничего там не светится, княже! Темно всё…
Он закрыл глаза. Прошептал:
– Не напрасен пепел городов русских и гибель воина Евпатия… Любовь не бывает напрасной! Не бывает…
Этот день выдался хоть и осенний, но не ветреный и ясный. Светило солнце.
Когда же путники подъехали к небольшому селу, тоже разорённому, но живому, окутанному стелющимися над кровлями дымами, опустился такой же ясный, погожий вечер.
Князь, постучав в ближайшую дверь, вошёл и увидал, как солнечный свет льётся в небольшое окошко, насквозь пронизывая косыми вечерними лучами просторную горницу.
Александр прищурил глаза от яркого света. Он увидел, что горница почти пуста: лежанка, покрытая шерстяным одеялом, несколько лавок, в углу ветхий сундук. А посреди горницы, подвешенная к поперечной балке, качалась добротная люлька с обрамляющими её белоснежными занавесочками. Перед люлькой на лавке сидела женщина. На ней был чистый сарафан, голова повязана платком в горошек. Мерно качая люльку, женщина пела, негромко и монотонно, как всегда поют на Руси, укачивая младенцев:
Ой ты спи, ты усни, спи, кровинушка!
Крепким сном усни, милый деточка…
Крепко спят все кругом, сном спокойным спят…
Спи и ты до утра да до зореньки!
А наступит-придёт красна зоренька,
Так и надо вставать, да на полюшко,
Да на полюшко со серпом, со серпом спешить,
Чтоб срезать да колосеньки спелые…
Чтобы был у нас с тобой хлебушко!
И вновь повторяла те же слова, так же ровно, почти без выражения.
За спиной князя собирались его воины, но, как и он, не решались, заговорив, прервать колыбельную. Наконец, кто-то из них шепнул Александру:
– Князь! Тут ещё десятка полтора изб – жилые вроде. Может, не тревожить молодуху-то? Небось, дитя у неё плохо засыпает, если она его до захода солнца уж баюкает…
– Странно как-то! – шепнул в ответ Александр. – В люльке – младенец, а в горнице – ни тряпицы, ни пелёнки, ни горшка, ни миски… И огонь в очаге еле-еле тлеет. Так и дитя застудить недолго – вечер уже, скоро совсем холодно станет…
Женщина, не замечая их перешёптывания, продолжала петь.
Наконец князь решился вновь осторожно постучать в дверной косяк:
– Прости, молодушенька! Ты что же, одна живёшь? Людей моих согреться не пустишь ли? Мы шуметь не станем.
