Это решение Грейс приняла совершенно самостоятельно, без всякого давления со с стороны родителей. «Ей хотелось самостоятельности, — вспоминает Мари Фрисби Рэмбо. — Ей хотелось самой обеспечивать себя, чтобы потом вся слава не досталась целиком ее отцу».
К началу 1948 года Келл благодаря усилиям отца превратился в гребца с мировым именем, а Пегги успела выйти замуж и поселилась с супругом неподалеку от Генри-авеню, в доме, который, не скупясь на расходы, купил и обустроил не кто иной, как Джек Келли. Грейс хотелось отступить от этого правила. Как позже выразилась сама Пегги, «она за все платила из собственного кармана. За проживание. За обучение. Мама с отцом ни разу не послали ей ни цента».
Неожиданный успех Грейс в качестве манекенщицы вызвал среди ее товарищей по академии определенную зависть. Она была кандидаткой в «Мисс «Рейнгольд»[5], — вспоминает Джон Лэптон, ее однокурсник. — По всему городу были развешены огромные рекламные щиты. Бывало, задерешь голову на какую-нибудь пятиэтажку, а оттуда на тебя смотрит лицо Грейс Келли».
* * *
Однако в своем тесном кружке Грейс пользовалась всеобщей любовью. Со старыми друзьями она оставалась искренней и приветливой. Жизнь на верхних этажах «Барбизонки» была нескончаемой чередой шалостей и веселых розыгрышей. Однако с полузнакомыми людьми Грейс держалась довольно сдержанно и в результате заработала репутацию «задаваки».
«Она по натуре была одиночкой, — призналась Мери Вульвертон, еще одна студентка академии, в беседе с Джеком Спада в 1985 году.
— Она напоминала манекенщицу, которая приходит, делает, что от нее требуют, и, не проронив ни слова, снова уходит. Некоторые из студентов буквально молились на нее из-за ее красоты и какой-то изысканной отстраненности… Никогда не забуду, как она одевалась для балетного класса. Мы все приходили на занятия в пачках, и Грейс была просто чудо. Она была прекрасна! Но мне всегда казалось, что она немного холодновата».
Окружающих поражала кажущаяся легкость, с которой Грейс добивалась успеха. «В ней было нечто лебединое, — вспоминает Мэрр Синклер.
— Я хорошо помню Анну Италиано, что позже стала Анной Банкфорд. Она тоже училась с нами в академии. Такая серьезная и целеустремленная. Явно не из богатых и не слишком общительная. В кафетерий она приносила с собой прихваченные из дома сэндвичи, а еще у нее были огромные, пронзительные черные глаза. Никто не сомневался, что из Анны выйдет актриса с большой буквы. А вот Грейс всегда пребывала словно в какой-то нерешительности».
Чемпионы в спортивной гребле признаются, что на тренировках или во время соревнований случаются такие моменты, когда гонка становится просто невыносимой и тебе начинает казаться, будто злость или отчаяние черной пеленой застилают тебе глаза. Однако стоит хотя бы намеком выдать минутную слабость, как это может обернуться полной катастрофой: потеряв равновесие, ты вместе с собой перевернешь и лодку. Джек Келли учил своих детей никогда не показывать слабость. Не в духе Келли было признаваться, что в душе ты опасаешься возможного падения. Вот почему Грейс прекрасно умела скрывать как усилия, так и честолюбие. В отличие от юной Анны Банкфорд, она демонстрировала настойчивую, целеустремленную сторону своей натуры лишь избранным.
Когда Грейс в 1948 году на одной из вечеринок на Парк-авеню встретила Алекса д'Арси, она даже не сказала ему, что готовится стать актрисой. По ее словам, она зарабатывала на жизнь как манекенщица. Девушка была в восторге от нового контракта: теперь ей предстояло демонстрировать шляпки. Безусловно, по сравнению с пылесосом и клопомором, это был шаг на ступеньку выше. Эта сдержанность кажется еще более удивительной, поскольку Алекс д'Арси был уже актером с именем, снявшимся более чем в двадцати фильмах.
В «Каталоге актеров» за 1938 год, выпущенном Академией киноискусства, имя Александра д'Арси стоит в одном ряду с именами Гэри Купера, Кэри Гранта и Кларка Гейбла — как одного из ведущих актеров Голливуда.
— Я бы хотел пригласить тебя куда-нибудь пообедать, — сказал он Грейс.
— Хорошо, — ответила она. — Позвони мне.
