Бенче отправил соответствующий рапорт в Ниццу, а когда репортеры наконец-то вышли на его след, им было сказано примерно то же самое. Однако никто не проявил особого интереса. История о том, что машину вела якобы Стефания, успела превратиться в предание и служила объяснением событию, которое многим не давало покоя. Уж если княгиня Грейс без видимых на то причин способна угодить среди бела дня в аварию, то что говорить о простых смертных! И Грейс, изуродованная в придорожной пропасти, явилась полной противоположностью иллюзорным представлениям о легкой и беззаботной жизни принцесс.
С этими домыслами можно было покончить еще в самом начале или позднее, в любой момент, если бы Стефания, или Ренье, или кто-либо другой из их официальных представителей выступили с ясным и убедительным словом о том, что же все-таки случилось внутри машины. Ренье как-то обмолвился, что Стефания пыталась нажать аварийный тормоз, однако в полицейском отчете однозначно сказано, что аварийным тормозом не воспользовались. Кое-кто из ближайших друзей семьи не сомневается, что, пока машина катилась вниз по горной дороге, мать и дочь ссорились, однако никто не осмелился заявить это публично, поскольку, окажись в действительности так, это означало бы, что ссора Стефании с матерью пусть косвенно, но все-таки явилась причиной смерти Грейс.
Официальные заявления, исходившие от пресс-службы дворца в те трагические дни, только способствовали возникновению новых домыслов. В первом коммюнике, появившемся уже во второй половине дня 13 сентября, категорически утверждалось, что причиной аварии стала неисправность тормоза, и Роже Бенче позвонили из дворца с просьбой поддержать в прессе официальную версию. Француз отказался. Ему не удалось обнаружить никаких свидетельств неисправности тормозов, а экспертиза, проведенная в половине пятого пополудни того же дня, которой, между прочим, установлено, что ни мать, ни дочь не пользовались ремнями безопасности, не нашла доказательств, что тормоза или тормозные огни не сработали. Спустя несколько дней компания-производитель прислала пару инженеров, чтобы те досконально обследовали останки «ровера». Те пришли к такому же заключению, и компания, беспокоясь за свою репутацию, настояла на том, чтобы дворец дал официальное опровержение версии о якобы несработавших тормозах, что и было сделано в заявлении, датированном 20 сентября.
Угоди в аварию кто-нибудь из простых смертных, будь то француз или житель Монако, французская жандармерия наверняка бы допросила оставшуюся в живых пассажирку, чтобы выяснить, что все-таки произошло в машине. Полиция наверняка проверила бы кровь Грейс на содержание алкоголя и наркотиков или же на предмет заболевания, и ее смерть наверняка бы повлекла за собой вскрытие и анализ содержимого желудка.
Однако Роже Бенче к шести часам вечера после аварии был лишен любой из выше перечисленных возможностей. В полицейский участок Ля-Тюрби, где Бенче устроил себе нечто вроде оперативного штаба, поступила написанная от руки записка главного адвоката Монако. В ней подчеркивались положения протокола между Францией и Монако, освобождавшие членов княжеского семейства от допросов или обысков со стороны французской полиции. К записке прилагалась фотокопия основных положений договора. Бенче лишался возможности допросить кого бы то ни было из княжеской семьи.
Правда, это еще не означало, что на расследовании можно поставить точку. В случае, если кто-либо из Гримальди оказался замешанным в серьезном преступлении, происшедшем на французской территории, как свидетель или подозреваемый, полиция имела право добиваться для него лишения неприкосновенности, и Бенче уже в понедельник вечером попробовал осуществить этот ход. Он связался с Генеральным прокурором в Ницце, а тот, в свою очередь, сделал по телефону запрос в Париж, в Министерство иностранных дел. В ответ было сказано, что лишение неприкосновенности, конечно, возможно, но прежде, чем давать ход делу, Бенче должен представить веские основания.
Капитан Бенче решил, что таковыми он не располагает. К середине вторника 14 сентября он уже твердо установил, что Стефания не садилась за руль, а предположение обратного и было той единственной деталью, которая могла повлечь за собой судебное разбирательство. Теперь оставалось только гадать, произошла ли между девушкой и ее матерью ссора, но французское законодательство не рассматривало сей факт как способный повлечь за собой роковую ошибку водителя или же его болезнь (последнее, однако, по убеждению детектива, представлялось наиболее правдоподобной причиной аварии).
