Именно после того, как ему дали от ворот поворот, французский детектив направился назад в Ля-Тюрби, где его уже ждало письмо из Монако, в котором говорилось, что он не имеет права допрашивать или обыскивать членов княжеского семейства.
Это упрямое нежелание говорить с кем-либо имеет зловещее объяснение: Ренье, по всей видимости, пытался скрыть, что же все-таки произошло в машине между Грейс и Стефанией. Однако вполне возможно и то, что князь попросту запаниковал. Внезапно для себя он оказался в центре трагедии, и ему не хотелось брать на себя ответственность за принятие решений. В последующие дни его пресс-секретарям пришлось признать, что князь чувствует себя совершенно потерянным, от него невозможно добиться ответов на простейшие вопросы. Ренье погрузился в собственные страдания и не мог понять, что половина вопросов, которые задаются ему и его представителям, собственно говоря, касалась посторонних вещей.
Как оказалось, Грейс находилась в весьма серьезном состоянии. Как только — примерно в одиннадцать часов — ее доставили в травматологическое отделение, главный хирург госпиталя, профессор Шарль Луи Шатлен посветил фонариком ей в оба глаза. Один зрачок сузился, а затем опять расширился, как ему и полагалось, а вот второй никак не среагировал — верный признак того, что это не просто потеря сознания. Не реагирующий на свет глаз — первый симптом черепно-мозговой травмы, и доктор Шатлен срочно вызвал из Ниццы профессора Жана Дюплэ, главного хирурга местного Пастеровского госпиталя.
В большинстве современных клиник Запада требованием является непременно подвергнуть каждого пациента с подозрением на черепномозговую травму ренгеноскопическому сканированию черепа, причем чем скорее, тем лучше. Однако, когда Дюплэ, нейрохирург с мировым именем, прибыл в Монако, он обнаружил, что госпиталь имени княгини Грейс не имеет для этого необходимого оборудования. Кроме того, ему сказали, что княгиня находится под действием средства «Gamma ОН» — наркотического вещества французского производства, к которому прибегли монакские врачи, как только Грейс подключили к системе искусственного легкого. Наркотик снимал причиняемую ей боль, ведь в дыхательное горло ей была вставлена трубка, и, к тому же, давал возможность заняться другими органами, а точнее грудной клеткой, которую требовалось вскрыть, чтобы удалить оттуда кровь и воздух. Однако наркотик имел и побочное действие, усугубляя ее бессознательное состояние, а это значило, что до тех пор, пока его действие не прекратиться, врачи не смогут получить правильную картину деятельности мозга.
Дело приближалось к полуночи, то есть с момента аварии прошло около двенадцати часов, когда Грейс наконец доставили к единственному имеющемуся в Монако аппарату сканирования мозга. Аппарат этот находился на другом конце города — в клинике, в которой для монакских врачей производились разнообразные анализы. Тест на беременность, анализы крови, рентген — ради всего этого обитателям Монако приходилось совершать восхождение на верхний этаж клиники. Беда заключалась в том, что лифт в здании представлял собой допотопную тесную клетку, в которой могли поместиться два-три человека, и то лишь стоя. Вот почему, чтобы произвести сканирование мозга, княгиню Грейс вместе с приводимым в действие вручную кислородным баллоном и соединительными трубками пришлось, в буквальном смысле, волочить на носилках вверх по лестнице, а затем с той же тряской спустить вниз.
Сканирование выявило в мозгу два ясно различимых поврежденных участка. Один (тот, что располагался в глубине мозговых тканей) свидетельствовал о том, что Грейс перенесла инсульт. Второй (в передней доле) был травматическим, то есть следствием удара обо что-то твердое. Позднее доктор Дюплэ сказал, что инсульт был небольшим, а доктор Шатлен заявил, что, произойди он дома, княгиня всего лишь на несколько мгновений потеряла бы сознание и ей пришлось бы присесть и немного отдохнуть. Но в данном случае, заявили оба врача, княгиня в результате инсульта сорвалась в машине с обрыва, что повлекло за собой вторичные черепно-мозговые травмы.
