Матери и сестры ордена особый упор делали на воспитании хороших манер. Каждой девочке полагалось три форменных платья: повседневное, для спортивных занятий и выходное (для торжественных случаев). Воспитанницам также полагалось иметь для ланча свою собственную полотняную и украшенную вышивкой салфетку. Во время приема пищи дежурный персонал наблюдал за столами и делал девочкам замечания, если те неправильно держали нож и вилку.
«Возбранялось даже малейшее проявление грубости, — вспоминает мать Доротея, одна из наставниц Грейс. — Мы пытались донести до наших питомиц, что все мы частицы тела Христова, а поэтому неуважение и грубость друг к другу есть проявление неуважения к самому Христу. Мы постоянно подчеркивали это».
Мать Доротея запомнила Грейс как воспитанницу, умевшую деликатно задавать вопросы: «Она обращалась к старшим предельно вежливо, словно была лично заинтересована в истине, а вовсе не для того, чтобы поймать кого-то на неточности. Она всегда была настроена весьма доброжелательно».
Сестра Франсис-Жозеф вспоминает, что, с точки зрения способностей, Грейс была средней ученицей без особой склонности к ученым премудростям.
Действительно, Грейс Келли трудно было отнести к разряду «светлых головок». В Рейвенхилле использовалась прогрессивная методика Монтессори, однако вовсе не ежедневные труды по усвоению знаний наложили отпечаток на ум Грейс Келли.
В математике ее дела обстояли отнюдь не блестяще. Грейс посещала Рейвенхилл на протяжении девяти лет, в возрасте с четырех до тринадцати с половиной, когда она окончила восьмой класс. Из стен школы она вынесла главным образом не багаж знаний, а всеобъемлющую и непоколебимую веру в правоту католической религии и важность последней для любых сторон жизни.
Иная душа наверняка бы восстала против догм и жесткого распорядка дня (звонки, книксен перед матерью-настоятельницей, молчаливые шествия, во время которых девочки, укутанные в белые вуали, одна за другой отправлялись в капеллу). Но ведь Грейс всегда, пусть даже только внешне, оставалась конформисткой, и так как она вряд ли могла добиться особых успехов во время учебных занятий, то ей ничего не оставалось, как проявлять свои таланты на ниве религии. Грейс обожала торжественные церемонии и строго заведенный порядок и не имела ничего против покорного подчинения своим наставницам.
Кроме того, в монастырской школе Грейс обрела ту теплоту отношений, которой ей так не хватало дома. Особняк Келли обеспечивал значительный материальный комфорт, однако девочке явно недоставало душевной теплоты. Грейс обрела некое подобие материнской ласки лишь у матерей и сестер ордена. Вообще в последних было нечто не от мира сего. Монахини имели обыкновение, не говоря ни слова, отлучаться с уроков, чтобы не менее восьми раз на дню произнести полагающиеся молитвы. В целом рейвенхиллские сестры были добросердечными и наивными женщинами, а также чуть загадочными. Жили они в уединенном флигеле школьного здания, куда воспитанницам строжайше возбранялось заглядывать, и их никто ни разу не видел за едой. Однако после ланча от них всегда пахло апельсинами.
Кроме того, орден Успения Пресвятой Богородицы придавал особое значение литургической церемониальности католической веры. Сестры серьезно подходили к обучению вновь прибывших, заставляя их разыгрывать действия из святой мессы, причем роли священников в данном случае исполняли мальчики из детского сада, облаченные в бумажные одежды. Господь и конец земного бытия считались не столь уж отвлеченными или же чересчур сложными понятиями. Как только девочка приобретала навыки беглого письма, ей вручалась небольшая черная книжечка, в которую следовало заносить все вопросы, которые она бы хотела задать Небесному Отцу, когда встретится с ним лицом к лицу.
Родителей Грейс трудно назвать ревностными католиками. Протестантка по воспитанию, Ма Келли так и не сумела принять доктрину непорочности Марии. Она находила просто смехотворной саму идею непорочного зачатия, а также участие в этом событии ангела и при случае не упускала возможности съязвить по этому или подобному поводу, если вдруг за семейным столом заходил разговор на религиозные темы. Однако Грейс с жадностью упивалась всем, чему ее учили сестры. Они обладали тем же редким сочетанием изысканности и благородства, что привлекало ее в дяде Джордже. Грейс приняла первое причастие в возрасте семи лет в рейвенхиллской часовне, облачившись во все белое ради своего первого вхождения в храм в качестве полноправной частицы тела Христова. Накануне вечером она впервые исповедовалась. Стоя на коленях в темной кабинке с плотными занавесками, что располагалась у входа в часовню, Грейс шепотом сквозь ширму перечислила свои прегрешения отцу Аллену, который каждый день наезжал в школу из церкви Святой Бригитты.