История о том, как Грейс в воспитательных целях укусила дочь, часто фигурировала в публикуемых с монаршего ведома статьях, повествующих о том, как воспитываются в современном дворце отпрыски благородного семейства. Ренье и Грейс постоянно подчеркивали в интервью, какие они строгие родители.
— Боюсь, что я подчас бываю чересчур строга, — доверительно поведала Грейс Майку Уоллесу в 1962 году.
Однако очевидцы, как правило, не находили подтверждения этой строгости. Когда ее детям было три-четыре года, Грейс брала их с собой в картинные галереи и на демонстрации мод, где они с веселым гиканьем катались по скользким, начищенным до блеска полам или же хватали бесценные предметы, словно это были игрушки. Грейс же и не думала одергивать детей, а продолжала наслаждаться живописными полотнами или новомодными фасонами, не обращая внимания на их возню (разумеется, при этом никто другой не осмеливался сделать замечание).
Конечно, дети росли избалованными. Проведя немало часов у ног матери во время бесчисленных примерок, четырехлетняя Каролина потребовала и добилась того, что на ее пятый день рождения родители подарили ей нарядное платье, специально сшитое для нее у Живанши. Скажите, ну как мог тихий и послушный Альбер немного не пошалить, катаясь по дворцу на электрическом автомобильчике, подаренном ему Аристотелем Онассисом?!
В основе этих проблем лежала несовместимость привычек и обычаев. Грейс воспитывала детей как молодых американцев, поощряя их страсть высказывать свое собственное мнение всегда оставаясь собой, что прямо противоположно европейской традиции, согласно которой «детей не должно быть слышно». Когда ее друзья из Нью-Йорка и Филадельфии приезжали в Монако, они обычно восторженно отзывались о юных княжеских отпрысках. Дети росли смышлеными и открытыми. Европейцы и жители Монако были настроены куда более скептически. По их мнению, обычно высказываемому шепотом, Каролина с Альбером вступили на скользкую дорожку. В конечном счете они сделаются классическими продуктами американской культуры с ее извечным телевизором и гамбургером — словом, enfants gates.[26]
Мишелин Свифт (супруге Дэвида Свифта, нью-йоркского знакомого Грейс) лишь тогда стало ясно, насколько избалованны княжеские отпрыски, когда она принимала у себя в гостях Грейс и Каролину. Ренье, Грейс и дети приехали в Лос-Анджелес отдохнуть всей семьей.
«Сколько здесь построили новых зданий! — восторженно писала Грейс Пруди Уайз. — Просто потрясающе!»
Мишелин уговорила Грейс позволить ей взять с собой Каролину в поход за покупками (вместе с собственной дочерью Мишель, ее ровесницей).
Грейс сильно переполошилась. «Еще никому не позволялось брать с собой Каролину в мое отсутствие», — сказала она. Однако согласилась, что малышке эта вылазка наверняка будет интересна, и компания отправилась в универмаг «Сакс» на Пятой авеню. Там Каролина, еще совсем юное существо, устроила безобразную сцену: она примеряла то одно платье, то другое, бесцеремонно швыряя их затем на пол, и обращалась с продавцами как с людьми второго сорта.
— Не поверю, что это ваша дочь, — сказала Мишелин одна из шокированных продавщиц.
— Я ведь вижу, что ваша собственная дочь умеет себя вести. Где вы подобрали этого ребенка?
Из соображений безопасности и не желая привлекать внимание прессы, решили, что поход за покупками останется для широкой публики секретом, однако для «юной Марии-Антуанетты» это ровным счетом ничего не значило.
— Я Каролина! — заявила она. — Принцесса Каролина! — И вы не смеете со мной так разговаривать!
Джей Кантер не переставал снабжать Грей сценариями и новыми задумками. Он не давил на нее (это было не в его стиле), однако, будучи ее агентом, Джей заботился о том, чтобы Грейс всегда была в курсе, какие имеются новые предложения. Грейс по привычке отвергала их и, судя по всему, с легким сердцем. Она восприняла все как шутку, когда Спирос Скурос предложил ей миллион долларов за роль Девы Марии в картине «Величайшая из повестей».
— Деву Марию? Вряд ли, — отвечала она.
— Ну если только Марию Магдалину!
Голливуд стал для нее пройденным этапом, частью совершенно иной жизни. Княгиня Грейс была замужем, имела детей, занималась благотворительностью и вела собственную напряженную, исполненную огромной ответственности жизнь. И тем не менее… Когда в 1961 году Кэри Грант посетил Монако, ему бросилось в глаза, что Грейс не находит себе места. Рита Гам заехала к ней по пути домой с Берлинского кинофестиваля и с гордостью продемонстрировала награду, которой удостоилась за роль в фильме «Нет выхода». Грейс открыла бутылку шампанского, чтобы поздравить подругу. «Но я чувствовала, — писала позднее Рита Гам, — что за праздничным настроением и искренней радостью скрывается актерская зависть». На самом деле в начале шестидесятых Грейс была не столь счастлива, как могло показаться. Смерть отца стала для нее тяжелым ударом. Его кончина оставила Грейс более одинокой, чем она готова была признаться. В Монако у нее не было настоящих друзей. Что хуже всего, после рождения в 1958 году Альбера у Грейс случилось два выкидыша. «Я только что поднялась с постели, — писала она Пруди Уайз после второго из них (Грейс потеряла ребенка на третьем месяце беременности). — Это было ужасно, я разбита — морально и физически».
