Книготорговец из Флоренции - страница 29
И еще одно во флорентийцах впечатлило и, возможно, изумило гостей. Византийский философ и богослов Геннадий Схоларий, знаток Аристотеля, писал своим ученикам: «Поколения итальянцев, которых мы некогда считали варварами, ныне занялись учеными штудиями»[156].
Если гости в 1439 году нашли Флоренцию удивительной, то и сами экзотические пришельцы произвели на горожан неизгладимое впечатление. В частности, флорентийцев зачаровал сорокашестилетний император в шляпе, чьи поля выдавались вперед, подобно носу корабля. Со временем и самого Иоанна, и его головной убор запечатлели на различных медалях и картинах, включая «Бичевание Христа» Пьеро делла Франческа.
Император был страстным книгочеем. Он поглощал труды по военной стратегии, но также ежедневно читал Платона и Аристотеля. Отец, которому он наследовал в 1325-м, полагал, что любовь к литературе и философии до добра не доведет: «Боюсь, что упадок нашего дома может проистечь из его поэм и дебатов»[157]. Однако в 1439-м для спасения Византии требовались люди образованные. Император привез с собой лучших философов и ученых, которые могли дискутировать с латинянами. Они, с их идеями и книгами, оставили еще более яркий след, чем императорская шляпа.
Эти ученые мужи уже показали себя в Ферраре. Весной 1438-го глава латинской делегации кардинал Чезарини давал в Ферраре пиры, на которые приглашал самых видных членов византийской делегации. В их числе были Георгий Гемист Плифон и его бывший ученик Василий Виссарион. Беседа естественно перетекала с богословских дебатов о чистилище и Троице к философским материям, Платону и Аристотелю.
Плифон, уроженец Константинополя, был любопытной фигурой. В Италию он приехал на девятом десятке в качестве императорского советника, однако не слишком утруждал себя вероучительными вопросами, ибо в душе был скорее язычником, чем христианином. Он полагал, что Бог, «правящий всем сущим и всё исполняющий своей божественностью», на самом деле не кто иной, как Зевс[158], и стремился к духовному возрождению, которое, как он думал, наступит, когда забудутся учения Христа и Магомета, а все народы мира обратятся к истинной теологии – платоновской. Его страсть к Платону была так велика, что он даже заменил свою фамилию Γεμιστός («Гемист», то есть «полный») на синоним Πλήϑων («Плифон», то есть «изобильный»), приятно созвучный имени «Платон». И впрямь, он казался возродившимся Платоном, путешественником во времени из золотого века Афин.
И если Плифон был путешественником во времени, то он контрабандой провез через века нечто невероятно ценное. На одном из пиров в Ферраре, если не раньше, кардинал Чезарини узнал, что Плифон владеет сокровищем, о котором покойный друг Чезарини, Никколо Никколи, едва ли смел мечтать: полным собранием Платона[159].
Труды Платона попали на Запад много позже сочинений Аристотеля. К середине 1200-х все сохранившиеся тексты Аристотеля были переведены на латынь. Некоторые, например «Никомахову этику», перевели даже на итальянский – знак, что он плавно входил в западное образование и культуру. Поначалу, впрочем, не все шло гладко. Отдельные идеи Аристотеля, в частности его возражения против бессмертия души, прямо противоречили христианству. В тринадцатом веке различные его утверждения (скажем, что Бог не мог создать ни пустоты, ни бесконечной вселенной) регулярно попадали под запрет в университетах Парижа, Тулузы и Оксфорда. Однако запреты оказались тщетны, и к середине столетия в этих университетах преподавали воззрения Аристотеля на все, от метафизики до медицины. В 1240-х его труды жадно поглощал блестящий молодой дворянин из Южной Италии, учившийся в Парижском университете, – Фома Аквинский. Доминиканский богослов и будущий святой, Аквинат стал рьяным последователем Аристотеля, которого называл просто Философ.
Аквинат ловко примирил философию Аристотеля с Библией. «Если мы находим согласное с нашей верой, то принимаем, – писал он, – а все, противоречащее соборной христианской доктрине, отвергаем»[160]. Фома нашел у Философа куда больше приемлемого, чем достойного отвержения. Он призвал Аристотеля на службу, чтобы подвести философское обоснование под христианское учение, мобилизовал его мысли, чтобы спорить о природе души, тайне Троицы и субстанции ангелов. В значительной мере благодаря Аквинату и университетам Аристотель приобрел в Западной Европе огромное интеллектуальное влияние. Примерно в 1305-м Данте назвал его «верховным философом», «наставником и вождем человеческого разума», чье учение «вправе называться как бы вселенским мнением»
