Одиссей ничего не сказал продавцу страховок — просто молча отвернулся и дал газу; через три минуты он уже подъехал к въезду на таможенную территорию украинской "митныцы". Вышедший из будки погранец просто спросил, есть ли у него паспорт, и поднял шлагбаум. И вот тут-то и началось главное представление!
Показался конец очереди. Неторопливо подошедший к его машине таможенник снисходительно оглядел его "жигуличку" — и бросил лениво:
— Не знаю, чи можно вам выезжать с Украины…
Одиссей про себя ругнулся; начинается, блин!
— А шо так?
— Да машина у вас дуже стара. Може, таких и нельзя вывозиты? Як антиквариат? З якого вона рику?
— С семьдесят пятого.
— О! — И таможник поднял палец: — Двадцать шесть вже! А нельзя вывозиты машины, старейшие за двадцать пьять! Загоняй ось на ту стоянку, завтра поидэшь у Харькив, возьмешь посвидчэнне.
— Какое свидетельство?
— Шо можешь выезжаты з Украины ось на цэй машине.
Одиссей про себя вскипел, но решил свои чувства попридержать при себе. И довольно вежливо спросил у таможенника:
— А как ваша фамилия и должность? Вы мне официально отказываете в пересечении границы? Тогда, будьте добры, выдайте мне письменный документ.
Понятно, что этому клоуну до боли зубовной охота выдернуть у него гривен десять, а если повезёт — то и двадцать. Но никакого желания платить за такой дешёвый развод у Одиссея не было — и он решил пойти на принцип.
Таможенник поджал губы.
— Ладно, видчиняй багажник. Е шо до вывозу?
Одиссей открыл багажник — тот сиял девственной пустотой; кроме запаски, свечного ключа и набора инструментов, там ничего не было; даже сумка с его личными вещами стояла в салоне.
Таможенник покрутил головой и протянул важно:
— Шось странно… Пуста машина, ниякых сумок нэмае… Трэба розбираты! Може, наркотики в двирах?
Одиссей, едва сдерживаясь, сквозь зубы протянул:
— Я сейчас позвоню в Кременчуг, Алексею Нечипоренко — он заместитель начальника кременчугской таможни — и попрошу его поговорить с вашим начальством в Харькове. Душевно так поговорить, обстоятельно. О том, как поставлена служба на этом терминале…
Таможенник слегка скис. По-видимому, только что озвученная им блестящая идея разобрать "жигули" в поисках наркотиков вдруг почему-то перестала ему нравиться.
— Добре, идитэ до пограничника. — И, демонстративно отвернувшись, он дал понять Одиссею, что разговор с ним закончен.
Пограничник, надо отметить, ограничился проверкой паспорта — и вскоре Одиссей оказался на российской стороне погранперехода. Тут народ работал ещё неторопливее — уже перед шлагбаумом въезда на территорию машины стояли в три ряда, хотя шлагбаум, что характерно, был один. Вот интересно, зачем было строить терминал с тремя полосами движения к зоне досмотра — если проход к ней всего один?
Через два часа мучительного движения черепашьими темпами Одиссей получил ответ на этот вопрос.
Проверяло паспорта трое пограничников — причём делали они это крайне неторопливо. Граждане, чьи паспорта крутили в руках стражи рубежа — нервничали, беспокоились — что, в свою очередь, давало граничарам повод к разного рода удивительным вопросам, например: "А ребенок ваш? Странно, что-то непохож на свою фотографию…. Сколько, вы говорите, ему лет?", или "Миграционную карточку заполнили? А почему подпись не сходится с подписью на паспорте?" — в общем, взвинчивали градус напряжения изо всех сил. Это им, надо сказать, удавалось с блеском — водители, в чьих машинах перевозился, к примеру, незадекларированный алкоголь, или количество сумок в багажнике и салоне казалось им самим (в свете таких строгостей) излишним — незаметно вкладывали в паспорта разного достоинства купюры, и уже с такими "вкладышами" совали их пограничникам. Если предъявленные "вкладыши" последних устраивали — машина проходила в зону таможенного контроля; если же номинал "вкладыша" казался пограничникам унизительно низким, податель сего тут же подвергался тщательному досмотру.
Одиссей, прождав в очереди более двух часов, наконец, был удостоен чести протянуть свой паспорт российскому стражу границ.
— Бондаренко, значит?
Одиссей кивнул, подтверждая, что именно так оно и есть.
