От этой фигуры веяло здоровьем, силой и юностью.
Казаков привык к облику современной молодежи: или тощий, как «глиста», или толстенький, как «кабанчик» — частенько с пивным пузиком!
А тут — такой типаж! Чем-то похож на его поколение в юности. Прямо… спартанец какой-то.
Хлопец подошел к его столику и, явно смущаясь, обратился:
— Святой отец! Можно вас спросить?
На что Казаков сказал вежливо:
— Да вы присаживайтесь!
И добавил:
— Я не святой!
Хлопец присел, совсем смущенный, не зная, видимо, как продолжить. Анатолий постарался, помог ему, назвав себя:
— Обращайтесь ко мне «отец Анатолий»! А вас как зовут?
— Меня зовут Роман Ефремов!
— Ну вот, Роман, что вы хотели спросить?
— У нас с девушкой, — он кивнул чубатой головой в сторону оставшейся за столом девушки, — есть один важный вопрос.
— Пожалуйста!
— Отец Анатолий! Вы могли бы нам подсказать, кто бы мог нас обвенчать?
Казаков слегка озадачился, но все-таки ответил:
— В любой церкви любой батюшка вас с удовольствием сочетает церковным браком! Обратитесь в любую церковь!
Парень помялся немного. Но, видимо, решился:
— Нам надо быстро! А там спрашивают в первую очередь: «Зарегистрирован ли ваш брак в загсе?» Требуют свидетельство. А мы только сегодня ездили в Миллерово, чтобы подать заявление. Они нам ответили, что у них очередь. И они могут нас зарегистрировать только через два месяца.
Казаков много чего видел в этой жизни — и на войне, и в миру. Но такой вот странный разговор в придорожной кафешке вел впервые. И ему стало интересно.
— Ну и зарегистрируют! А потом пойдете в церковь. Обвенчаетесь. Разве это срок — два месяца? Проверите чувства.
Парень опять замялся — по лицу было видно. То ли говорить, то ли нет? Но, видимо, решился и сказал:
— Нам надо сейчас. У нас обстоятельства, которые не ждут!
Теперь Казаков сообразил.
Но чем он мог им помочь? Разве что сказать о том, что дело их молодое, горячее, торопливое. И оно уже сделано.
Но он понимал, что в данной ситуации этого говорить не надо. А надо было просто, может быть, как-то обнадежить. И, вздыхая, он произнес:
— Можно подумать, если уже такие сложились обстоятельства… — и этими словами как бы слегка поощрил своего визави.
Тот понял по-своему и сказал:
— Вы не сомневайтесь! Мы заплатим! — И, не дождавшись ответа, обернулся к девчонке, кивнул ей чубатой головой:
— Иди сюда!
«Ну, вот и я в заговоре! — усмехнулся про себя Казаков. — Опять ввязываюсь не в свое дело! Старый я дурень!»
Девушка поднялась из-за стола и направилась к ним. Теперь он смог разглядеть и ее, подругу «спартанца», которая была его полной противоположностью.
Небольшого росточка. Густые, черные волосы окаймляли белое лицо абсолютно восточного типа. Нос с едва заметной горбинкой. Тоненькие брови над глазами с восточным разрезом. И полненькая. Маленькие ножки в шортах слегка косолапили на ходу.
Она улыбнулась, и показались белые зубки — слева и справа с клычками.
Казаков подумал: «Армянка, что ли? Может быть, в этом и есть проблема? Малые народы не любят выдавать своих дочек замуж за чужих. И хотя русские с армянами — народы вроде комплиментарные, но…»
Роман представил ему свою подругу:
— Дарья Водолазова!
«Значит, русская. Скорее всего казачка. У казаков столько разных кровей намешано, что бывает иногда вот так вот. Выскакивает ребенок такой вот. Русский. Но похожий на кого-то из предков.
Дарья! Даша! Похожая на маленького косолапого медвежонка.
Однако что-то в ней есть такое. Как сейчас называют, особое, сексапильное, что и привлекает мужиков больше, чем какая-нибудь небесная голубоглазая красота. Н-да!»
Присела. Поздоровалась.
Дарья — она-то явно была бойчее, современнее хлопца-«спартанца» — и посему сразу взяла быка за рога.
— Мы хотим пожениться!
— К чему такая спешка? — так же прямо спросил Казаков.
— У меня сложные отношения с родителями. Они у меня строгие, воцерковленные. И я… я, — она подыскивала подходящее слово и остановилась на самом простом, — я залетела…
Казаков кивнул и внимательно вгляделся в молодое лицо. «Не врет ли? Женщины — народ хитрый! Чтобы подцепить такого парня, могут пойти и на обман». Но, судя по тому, как она слегка покраснела при своих отчаянно-смелых словах, определил: «Похоже, не врет».
