Книга японских символов. Книга японских обыкновений - страница 45

Но получить собаку в подарок было все-таки весьма лестно. И европейцы в начале XVII века (когда иностранцев из Японии еще изгнать не успели) этим пользовались и дарили князьям мастифов и спаниелей, надеясь получить более благоприятный режим в своей «исторической» миссии — распространении христианства. Чуть позже, когда начались гонения на иностранцев, народные лубки не забыли про это, прочно связав образ европейцев именно с собаками: европейцев стали изображать в минуту отправления нужды в виде собак, поднявших заднюю ногу.

Как уже говорилось, в Японии издавна существовало буддийское убеждение в недопустимости лишения жизни любого живого существа. Этот запрет соблюдался далеко не всеми и далеко не всегда, но все-таки в некоторые эпохи он оказывал на жизнь страны весьма существенное влияние. Так, в этом отношении широко известен пятый сёгун из дома Токугава по имени Цунаёси (1648–1709). В 1685 году он выпустил первый указ, предписывающий гуманное отношение к животным. В результате ряда развивающих этот указ распоряжений объектом его действия стали лошади, коровы, собаки, кошки, курицы, черепахи и даже змеи. Сфера действия указа распространялась также на рыбу, которой отныне запрещалось торговать на рынках, что входило в решительное противоречие с привычной японцам рыбной диетой (аналогично достопамятным антиалкогольным указам советской власти). Исключение было сделано только для моллюсков. Чтобы обладатели декоративных золотых рыбок ненароком не сожрали бы своих питомиц, их владельцам было приказано сообщить, сколько рыбок у них имеется.

Современникам Цунаёси эти распоряжения запомнились прежде всего потому, что они имели последствия для собак домашних и бродячих. Простой народ считал, что Цунаёси запретил жестокое обращение с собаками потому, что он сам родился в год собаки и прозвал его «собачьим сёгуном». Доподлинно известно, что в каждом околотке был составлен список имевшихся там домашних собак с описанием их собачьей внешности. Поскольку время от времени представители властей сверяли этот список с фактическим наличием живности, хозяин потерявшейся собаки прилагал все усилия для того, чтобы найти ее, а если это не удавалось, пытался отловить похожую бродячую собаку или же своровать собаку еще у кого-нибудь. Собаковладелец был обеспокоен недаром, поскольку указ соблюдался строго. Так, вроде был документально зафиксирован такой случай: когда одного самурая покусала собака, и он, не долго думая, зарубил ее мечом, суд приговорил его к самоубийству посредством харакири.

В этих античеловеческих и собакофильных условиях люди реагировали единственно возможным способом: поголовье домашних собак сокращалось, поскольку никто не желал иметь лишних неприятностей. Бродячих собак тоже старались больше не подбирать и их число заметно увеличилось, в связи с чем сёгун распорядился создать сеть собачьих приютов, в которых содержалось до ста тысяч животных (как сук, так и кобелей, добавлю я, исходя из требований политкорректности).

Разумеется, такое положение не могло сохраняться сколько-нибудь долго. И хотя находившийся при смерти Цунаёси завещал, чтобы его распоряжения относительно собак выполнялись бы вечно, они были отменены ровно через десять дней после его кончины.

После «обновления Мэйдзи» начался крупномасштабный импорт породистых собак из Европы. Называли их довольно своеобразно — камэ (от английского «come here»). Владельцам таких собак казалось, что теперь они ведут передовую и шикарную жизнь.

Нынешние японцы к собакам привыкли. Они их любят, кормят на убой концентратами, моют шампунями до полного исчезновения псиного запаха и собачьих инстинктов…

Вот живу я себе в городе Киото. И с моего третьего, последнего, почти что птичьего, этажа открывается этот совершенно нетипичный для нынешней Японии вид, а именно: полкилометра круто уходящей вниз, никак не утилизированной унылыми строениями, земли — любимое место променада местного собаколюбивого населения. Из-за странного экзотического каприза здесь пытаются выгуливать по этим почти что родным для меня сорнякам даже модных ныне лаек, которые, ввиду своей непокорности местному отнюдь не сибирскому климату, оканчивают свою жизнь в пятилетием возрасте — самое время с каким-нибудь пропойцей Васей медведя травить. Несмотря на то, что прямо за моим домом встает на дыбы обросшая лесом гора, медведей здесь не видели, боюсь, уже давно. Думаю, что счет пошел на тысячелетия.