– Она учит жить в ладу с природой, использовать средства, которых так много вокруг нас. Мощь природы. Жизненные силы.
– Морган, а может, это что-то вроде сатанинских оргий? – в ужасе спросила Мэри-Кей.
– Да нет же, совсем нет, – ответила я, глядя ей в глаза. – В учении Викка нет ничего сатанинского. Мы не должны причинять вред людям. Все, что ты посылаешь в мир, возвращается к тебе в утроенном размере, поэтому надо делать только добро, всегда. Вот чему учит Викка.
Мэри-Кей все еще выглядела встревоженной, но слушала меня внимательно.
– Знаешь, духовность Викка требует, чтобы ты была хорошим человеком и жила в гармонии с природой и другими людьми.
– И танцевала голой, – добавила Мэри-Кей, прищурившись.
Я вытаращила глаза.
– Никто не делает этого, и, для твоего сведения, я лучше дам разорвать себя на куски диким зверям, чем стану танцевать голой. Викка – это то, что ты делаешь добровольно и если тебе нравится. Там нет жертвоприношений животных, нет сатанинских игрищ, и никто не танцует обнаженным, если сам не захочет. И никто не вонзает иголки в чучело обидчика.
– Тогда почему мама так волнуется?
Я подумала немного.
– Отчасти потому, что она многого не знает. Отчасти потому, что мы католики, и она не хочет, чтобы я переменила религию. А почему еще, честно сказать, я не знаю. Такую реакцию я просто не могла предвидеть. Она сама не своя.
– Бедная мама, – пробормотала Мэри-Кей.
Я нахмурилась.
– Послушай, я стараюсь щадить ее чувства. Но чем больше я познаю учение Викка, тем больше убеждаюсь, что это неплохая вещь. И не стоит ее бояться. Маме придется поверить мне.
– Плохо дело, – подвела итог Мэри-Кей. – А что мне сказать, если она спросит?
– Скажи, что сама сочтешь нужным. Я не хочу заставлять тебя лгать.
– Чепуха какая-то. – Мэри-Кей покачала головой, потом ополоснула свою кружку и поставила в раковину. – Намечается обед у тети Маргарет. Она звонила утром, ты еще спала.
– О, нет, думаю, что не смогу поехать, – сказала я, помня о круге, который состоится сегодня вечером. Мне больше нельзя пропускать ни одного.
– Привет, солнышко. Как ты себя чувствуешь? – спросила мама, входя в кухню с корзиной выстиранного белья, которую она держала на бедре.
– Лучше. Послушай, мам, я не смогу поехать с вами на обед к тете Маргарет сегодня вечером. Я уже обещала Бри прийти к ней.
Эта ложь как-то очень легко соскочила у меня с языка.
– А ты не можешь позвонить Бри и отказаться? Я знаю, Маргарет была бы очень рада видеть тебя.
– Я тоже хотела бы с ней повидаться. Но я уже обещала Бри помочь ей по математике.
Когда не знаешь, что сказать, ссылайся на школьные дела.
– Ну, как хочешь, – огорченно проговорила мама. – В конце концов, тебе шестнадцать. Думаю, тебе уже не интересно участвовать во всех семейных делах.
Теперь уже я почувствовала себя дрянью.
– Но я ведь обещала Бри, – промямлила я. – У нее низкий балл по математике, и она очень боится экзамена.
Я остро ощущала присутствие Мэри-Кей, которая слушала весь этот торг, и мне хотелось бы, чтобы ее здесь не было.
– Как хочешь, – снова сказала мама. – Тогда как-нибудь в другой раз.
– Конечно, – ответила я.
Под взглядом Мэри-Кей я вышла из комнаты, поднялась наверх и бросилась на кровать, подмяв под голову подушку.
Мужчины – прирожденные воины, но женщины в битве по-настоящему кровожадны.
Старая шотландская поговорка
Мы мчались сквозь ночь, сидя в комфортом салоне машины Бри. Дом Мэтта, где собирался очередной круг, находился примерно в десяти милях от города. Если Бри предложила подвезти меня, значит, понимала я, она что-то задумала. Ну и пусть. После моего вчерашнего ночного кошмара я с облегчением вздохнула, увидев ее живой и здоровой и, несмотря на ее деланное спокойствие, совсем нормальной.
Я вспомнила о тысячах часов, которые мы с ней провели в автомобиле: сначала с родителями Бри, потом с ее братом Таем – нас подвозили вплоть до прошлого года, когда она начала водить машину сама. Здесь, в машине, оставшись вдвоем, мы вели самые задушевные разговоры. Но сегодня все было иначе.
– Почему ты мне не сказала о том заклинании, которое сделала для Робби? – спросила Бри.