— Сложно сказать, — протянул сторож, разворачивая фигурку ангела. — Некоторые, бывает, возвращаются на пару дней раньше, но основная масса приезжает сразу к началу семестра.
— То есть? Вы хотите сказать, что его сейчас нет в колледже?
— Он был. Собирался настраивать сеть для кафедры медиевистики, но потом оказалось, что не понадобится, и он уехал домой.
— Тогда дайте мне его адрес и домашний телефон.
— По-моему, где-то в Уэльсе он проживает, но точнее сказать не могу — это к секретарю колледжа, и ее сейчас тоже нет.
— А она когда будет?
— Не знаю, сэр. Уехала в Лондон искать подарки.
Дануорти продиктовал еще одно сообщение, пока сторож расправлял ангелу крылья, затем, повесив трубку, стал вспоминать, оставались ли в Оксфорде другие операторы на Рождество. Видимо, нет, иначе Гилкрист с самого начала не стал бы поручать работу стажеру.
На всякий случай он позвонил еще в колледж Магдалины, но там никто не отвечал. Он положил трубку, подумал минуту и набрал номер Баллиола. Там тоже было глухо. Наверное, Финч все еще с американками, показывает им колокола на Большом Томе. Дануорти посмотрел на часы. Всего-то полтретьего, а казалось, гораздо больше. Тогда, возможно, они только обедать сели.
Он позвонил в привратницкую Баллиола, но и там его ждало молчание. Тогда он вернулся в приемный покой, полагая, что Гилкрист уже там. Гилкриста не было, зато были два санитара из «Скорой», они разговаривали с сестрой из приемного покоя. Гилкрист, наверное, отправился к себе в Брэйзноуз, планировать следующую переброску или даже две. Может, на третий раз пошлет Киврин прямиком в разгар чумы, чтобы, так сказать, воочию и тому подобное.
— Вот вы где, — сказала сестра. — А я боялась, что вы ушли. Пойдемте, пожалуйста, со мной.
Дануорти думал, она обращается к нему, однако санитары тоже последовали за ней по коридору.
— Проходите. — Придерживая дверь, она пропустила санитаров внутрь. — Чай на тележке, туалет вон там, подальше.
— Когда я смогу увидеть Бадри Чаудри? — спросил Дануорти, останавливаясь на пороге.
— Сейчас подойдет доктор Аренс, — ответила сестра и все-таки закрыла за ним дверь.
Санитарка из «Скорой» тут же ссутулилась в кресле, сунув руки в карманы. Санитар подошел к тележке и сунул в розетку штепсель электрического чайника. Ни тот, ни другая никаких вопросов дежурной не задавали, так что, возможно, происходила некая стандартная процедура, хотя Дануорти с трудом представлял, зачем санитарам дожидаться Бадри. И зачем их всех здесь собрали.
Этот зальчик находился в противоположном крыле от приемного покоя. Но там были такие же кресла с неудобными спинками, такие же столы с веерами пропагандистских брошюр, и тележку с чаем украшала такая же серебристая мишура, закрепленная веточками пластикового остролиста. Только стены глухие, без окон, и даже дверь без стекла. Замкнутое помещение, в котором обычно родственники больного ожидают самого худшего.
Дануорти сел, чувствуя, как наваливается усталость. Ожидают худшего… Инфекция. Давление девяносто шесть, пульс сто двадцать, температура тридцать девять и пять. Единственный остававшийся в Оксфорде оператор уехал в Уэльс, а секретарь отправилась искать подарки. Киврин где-то в 1320-м, в нескольких днях или неделях от расчетного времени. Если не месяцах.
Санитар налил в чашку молока, насыпал сахара и размешал, дожидаясь, пока закипит чайник. Его напарница, судя по всему, задремала.
Дануорти уставился на нее отрешенным взглядом, думая о сдвиге. Бадри сказал, что, по предварительным данным, сдвиг получился минимальным, но это по предварительным. На самом деле должно быть недели две, что больше похоже на правду.
Чем дальше в прошлое историк отправляется, тем, в среднем, сильнее сдвиг. Переброски в XX век давали смещение на несколько минут, в XVIII — на несколько часов. В колледже Магдалины, на пробных перебросках в эпоху Ренессанса, сдвиг получался от трех до шести дней.
Но это в среднем. Сдвиг варьировался от человека к человеку, и спрогнозировать точные цифры на конкретную переброску было невозможно. Как-то раз у кафедры XIX века вышел сдвиг в сорок восемь дней, причем на незаселенной территории, где обычно обходилось без сдвигов вообще.