— На вкус он совсем как мука.
— На вкус он и должен быть совсем как мука, — сказал Ди.
— Йепп, — укорил карлика Браге.
— Я уже заметил, что Киракос не любит навещать нашу лабораторию. Похоже, он является сюда лишь по официальным поводам, вместе с императором.
— По утрам, доктор Ди, — сказал Браге, — доктор Киракос испытывает недомогание. Усталый от предыдущего вечера, он отдыхает. Подобно Ною, его армянскому предку, он неравнодушен к вину.
— Мусульманам запрещено пить.
— Да, но ведь он сейчас в Праге. Как в Праге не пить? Кроме того, он христианской крови, а значит, может напиваться до положения риз, если ему так нравится.
— Я слышал, Киракос маг, — сказал Карел. — Один из прислужников дьявола. У него в спальне есть волшебная палочка.
— В самом деле? — откликнулся Келли. — Как интересно.
— А еще у него есть ковер-самолет и особая лампа, которая, если в нее налить масла, видения создает.
Еще у Киракоса также была особая кровать, привезенная из Египта, больше похожая на длинный стул с подголовником, чем на кровать, обтянутая тонким бархатом цвета засохшей крови. Лекарь пристраивался на нее всякий раз, как выпадала свободная минутка, а сегодня он определенно не мог придумать ничего лучшего — нет, только не выходить на улицу. Весна в Праге всегда бывала холодней, чем можно было подумать, в воздухе чувствовалась неприятная резкость и острота. Киракоса всегда изумляло, что люди всякий раз, будто на нечто славное и изящное, указывали на бутоны калины, форзиции, нарциссов и тюльпанов в замковых садах. Впрочем, что касалось тюльпанов, то для них Киракос делал исключение. Тюльпаны, как и многое другое, поступали из Персии или Турции, и их, как и многое другое, европейцы присваивали для своего удовольствия. У Сулеймана Великолепного в Топкапи садовник султана одновременно исполнял обязанности палача, и каждого, кто пытался похитить луковицу, тут же казнили. Считалось, что Басбеск, императорский ботаник Максимилиана II, отца Рудольфа, контрабандой вывез несколько луковиц, когда ездил в Турцию, но Киракос полагал, что тюльпаны появились на Западе еще раньше. Рассказывали, что после битвы на Косовом поле в 1389 году отрубленные головы турков в тюрбанах напоминали целое поле тюльпанов. Голландцы, слышал Киракос, любили тюльпаны куда больше денег, и он нисколько их не винил, ибо что еще хорошего было в той болотистой и холодной, серой и скучной стране?
— Если вы хотите разузнать про Киракоса, вам следует спросить Майзеля, — сказал Браге. — Майзель все знает.
Майзель еще не навещал лабораторию, но на следующий день, ближе к вечеру, он там появился.
— Мэр Майзель, — низко кланяясь, произнес Ди. — Добро пожаловать в нашу лабораторию.
— Браге сказал, что вы хотели со мной поговорить?
— Да, действительно. Хотел. И сейчас хочу. Прошу вас, входите.
А этот Майзель производит впечатление, отметил для себя Ди. Ухоженный до невозможности, с аккуратно подстриженной черной бородой, в элегантно пошитой одежде неброских, темных тонов, он казался придворным до мозга костей. Разве что желтый кружок на верхней части камзола… Ди старался не смотреть на этот кружок. Нельзя позволять себе отвлекаться, ибо эта отметина, в полном согласии со своим предназначением, вызывала у него мысли о том, что в этом джентльмене было что-то отличное от всех прочих.
— Как идут дела? — осведомился Майзель. Будучи мужчиной в самом расцвете лет, он тем не менее носил с собой трость — подобно тому, как придворные-христиане носят на поясе рапиру. Ди знал, что евреям не дозволялось носить оружие.
— Лучше, чем можно было надеяться, — ответил Ди.
— Здравствуйте, герр Войтек, — сказал Майзель.
Карел был на своем обычном месте, где он уже сделался чем-то вроде постоянной принадлежности.
— Как Освальд?
Освальда разместили на первом этаже, где имелось небольшое, но уютное стойло для лошадей.
— Благодарю вас, герр Майзель, Освальд в добром здравии. Келли опять сидел за столом, но на сей раз читал книгу про людей, именуемых зороастрийцами, которые поклонялись огню и могли ходить по горячим углям. Остальные завсегдатаи в тот день, к счастью, отсутствовали.
