— Та прелюбодейка.
— А мне казалось, ты сказал, что ее хотят побить камнями.
— Они и то и другое хотят.
— К счастью, бедная женщина может умереть только один раз.
Врач снова протер глаза.
— Это тревожные новости, Сергей. Думаю, сейчас самое время покинуть Прагу. И куда ехать, если не в Стамбул?
— Я вырос в Новгороде. В этом городе есть прекрасный собор святой Софии, подобный тому, что в Киеве. Еще у нас были гильдии всех ремесел, школы для детей, монастыри. Городское вече выбирало князя. И вот однажды в наш город пришел царь Иван Грозный. Он стал пытать людей. Если они переживали пытку, их сажали на сани и спускали вниз по холму в ледяную воду, где опричники в лодках насаживали их на пики и рубили на куски топорами. Двадцать семь тысяч людей было тогда убито, каждый день убивали по тысяче. Погиб каждый третий житель города. Когда я вырос, я не захотел служить в царском войске. И сбежал на Запад.
— Правильно поступил. Впрочем, чем на Западе лучше? Иван Грозный, Сулейман Великолепный, Рудольф Помешанный… Да, я согласен, но ворота в город закрыты. Разве ты сам мне не сказал?
— Карел каждый день вывозит мусор к свалкам у Чумного кладбища.
— В самом деле?
— Ну да.
— Я слышал, Сергей, что в Новом Свете есть такие места, где на деревьях растут мощные стебли с нежнейшими желтыми фруктами, орехи там размером с бычий пузырь, внутри у них сладкая мякоть, а кофе там растет как сорняки.
Рохель всегда считала пальцы самой послушной частью своего тела. И в то же самое время они казались ей независимыми, слова Ха-шем — или, по крайней мере, нечто не менее могущественное и, как и он, находящееся за пределами понимания ее ничтожной личности — руководили ее руками, направляя иглу. Всю жизнь Рохель возилась с какой-нибудь одеждой: или начинала новую, или дошивала старую. А когда занималась чем-то другим — готовила еду, прибиралась, лежала в постели с Зеевом (еще до Йоселя), даже мечтала — все равно шитье как будто незримо находилось у нее в руках. Выходило так, словно Рохель одновременно жила в двух мирах. Когда ей бывало грустно, у нее всякий раз находилось чему порадоваться, а если все окружающее выглядело тусклым и серым, она всегда могла собственными руками сделать что-то яркое и восхитительное. Хотя вид нарядов и рисунков был определен заранее — фасон камзолов, плащей, брюк и платьев, узоры в виде цветов и виноградной лозы, — каждое одеяние начинало жить собственной жизнью. Ее пальцы творили таинство, каким бы тяжелым трудом оно ни могло показаться. Умела Рохель и оценить чужое шитье. От мастера Гальяно она слышала о том, что в далеких восточных странах шелковые ткани украшают драконами, делая такие тонкие стежки, что вышивка кажется частью самой материи. Еще Рохели очень хотелось увидеть коронационную мантию, используемую Габсбургами. Красная, как описывал ее мастер Гальяно, она была расшита золотой нитью мусульманской выделки. В самой середине там красовалась пальма, вокруг нее — верблюды и тифы, а по всему краю тянулась арабская вязь. Имей Рохель возможность сшить мантию по своему замыслу и желанию, там были бы люди, стоящие на шахматной доске, ибо именно такие шахматы она видела в доме рабби Ливо. Маленькие армии белых и коричневых деревянных фигурок были сработаны с той же деликатностью и изяществом, что и игрушки для принца, и каждая стояла на предназначенном для нее квадратике. Да, шахматная доска и небо, сыплющее разноцветными звездами. Или Рохель изобразила бы там большую голубую рыбину, плавающую в розовой воде. Еще ей хотелось сшить длинный-длинный плащ с кисточками и пуговками, оборками и бубенчиками, вышитыми лицами. Или птицами с ярким оперением, которые взлетают над городом подобно фейерверкам, возносясь высоко-высоко в небо.
Рохели хотелось бы вышивать платья и камзолы заморскими животными. Целый Ноахов ковчег, чудесных тварей, обнаруженных в дальней Африке. Животных длинных, как змеи, толстых, как свиньи, с чешуйчатыми бронированными шкурами и длинными рылами, которые живут под водой, или с одним рогом на носу, чья шкура подобна кожаной кирасе. Слонов Рохель никогда не видела, но знала, что они самые большие из всех. Первым львом, которого ей довелось увидеть, был императорский любимец. Рохели ужасно хотелось увидеть тигра, мартышку… И существо под названием «жираф», длинношеее, все в белых и бурых пятнах. Некоторых из этих животных приводили на ярмарки, показывали на представлениях по всей Европе.
