— Что вы говорите, ваше величество? — лоб раввина стал одного цвета с его призрачно-белой бородой, и высокий старик вдруг словно уменьшился в росте, как будто в нем что-то надломилось.
— Я говорю о том, раввин, что если мне не раскроют секрета бессмертия, все пражские евреи будут убиты. Все просто и ясно.
В гостиной, и до этого не особенно шумной, наступила такая мертвая тишина, что слышно стало дыхание Петаки.
Йосель, выступив вперед, жестом показал, что хочет кое-что написать.
— Очень хорошо, — император направился к угловому столу. Йосель последовал за ним.
«Если с головы еврея упадет хоть один волосок, — написал Йосель, — никакого секрета бессмертия не будет».
— Он знает секрет? — спросил император у раввина.
«Мы все его знаем, но каждый знает лишь часть, фрагмент, — быстро написал Йосель. — Если не все из нас останутся живы, секрет бессмертия будет утерян».
— Туше! — воскликнул Киракос. — Прекрасная игра, Йосель, просто превосходная!
— Но что, если это правда? — пролепетал император.
— Это неправда, — сказал Киракос. — Так или иначе, у вас есть бабочки.
— Да-да, у меня есть малышки-бабочки. Но я не понимаю тебя, Киракос.
Зеев был в полном недоумении. Какой секрет? Каков был ответ на то, о чем только что заявил голем?
Рохель не умела читать. Она не знала, что написал Йосель, не понимала, что происходит, и ясно осознавала лишь одно: им, евреям Праги, снова угрожает страшная опасность.
Кеплер был потрясен. Он не ожидал такого поворота событий.
Браге почувствовал, что должен срочно облегчиться.
— Послушайте, рабби Ливо, — сказал Киракос. — Уверен, император хочет, чтобы вы отправились домой и изучали там свои книги. Вы и ваш, так сказать, эрзац-сын.
— Нет, погоди, погоди…
Императора снова охватила паника.
— Мы должны договориться о времени, месте, способе… Ни один еврей не должен покинуть города, понятно? Ни один еврей. А теперь все прочь отсюда, прочь, убирайтесь, у меня болит голова. Кроме тебя, — он указал на Рохель. — Ты останешься.
— Ваше величество, — вмешался Зеев.
Йосель выступил вперед, руки его заметно напряглись, кулаки сжимались и разжимались.
— Она должна быть дома, исполнять долг перед супругом, — запротестовал раввин.
— Я первый муж в государстве, раввин Ливо. Долг прежде всего исполняют передо мной.
Рохель лихорадочно озиралась. Она оглядела окно, пару дверей… целая толпа стражников… и сделала шаг вперед.
— Схватить ее, — приказал император.
Двое дюжих словенцев с мускулистыми ручищами схватили Рохель. Другие шагнули к Зееву и раввину, заломили им руки за спину и выволокли из гостиной. Йосель, чьи руки остались свободны, бросился было на императора, когда его окружили пятнадцать стражников с мечами наголо. Еще секунда, и голем прорвался бы к трону, но тут у него за спиной появился расторопный, как всегда, Вацлав. Попросив гиганта наклониться, камердинер прошептал ему в самое ухо:
— Не надо, приятель. Я позабочусь о том, чтобы ей не причинили вреда. Выходи потихоньку в коридор. Я сейчас тоже выйду.
— Доставьте девушку в зеленую опочивальню, — распорядился император.
— Пожалуйста, не надо, — Рохель рыдала, но никто не обращал на это внимания. — Помилосердствуйте!
Зеев, раввин и Йосель стояли в коридоре, прижатые к стене цепью стражников, и слышали жалобы и протесты Рохели. Рабби Ливо молился, Зеев ругался на чем свет стоит, Йосель пинал стену пятками, его тело содрогалось от стонов — он не мог выразить чувства словами. Когда в коридоре, наконец, появился Вацлав, все трое уже не знали, что делать.
— Я о них позабочусь, — сказал камердинер словенцам.
Привыкшие получать приказы от Вацлава, когда император пребывал в дурном расположении духа, дюжие солдаты оставили евреев в покое и четким маршем — правой, левой, правой, левой — направились по квартирам. Их шаги гулко разносились по коридору.
— Что мы можем сделать? — ломая руки, вопрошал Зеев.
— Ничего делать не надо, — ответил Вацлав. — С ней ничего не случится. Я об этом позабочусь.
— Обещаете, Вацлав?
— Да, герр Вернер, обещаю. Я скажу Карелу, и он доставит ее еще до рассвета.
— Не опороченной?
— Не опороченной, герр Вернер.
