Я зажигал фонарик и раскладывал вещи. Раскатывал рулон и прижимал бумагу книгой. Чертил, высунув язык, нелепые планы.
И вот однажды отец не вернулся. Прошло два месяца с тех пор, как он уехал, а потом мать выбросила его вещи. Так я остался без портфеля и без миллиметровки. Спустя время мне сказали, что мы будем жить одни, потому что теперь у отца другая семья.
Так я впервые услышал слово «Турция».
Когда я учился в старших классах, мать рассказала, что отец познакомился с этой женщиной в Ташкенте. Она была турчанкой и на много его младше. Училась на переводчика и приехала в город с делегацией.
«Тогда все кому не лень таскались туда с делегациями» – говорила она.
Отец проектировал новый квартал и они познакомились на стропилах – как в старом советском кино. Поженились, но жить решили в Турции, где отцу предложили хорошую работу. С тех пор я его не видел.
Мать говорила, что первое время он присылал посылки и письма. Но она выбрасывала их, не открывая. Из какого города они приходили, не помнила. Или не хотела помнить.
А потом посылки приходить перестали.
Зачем он уехал? И как жил в чужой стране без нас?
Я отправился в Стамбул, чтобы написать книгу об архитекторе. Но часто мне кажется, что я просто хочу найти ответ на эти вопросы.
14.
Когда отец ушел от нас, я первое время страшно скучал. Но постепенно к тоске стало примешиваться другое чувство. Что отныне я свободен и могу делать, что пожелаю. Что терять нечего, и жалеть нечего – тоже.
Странное, пьянящее это было ощущение. И скоро оно завладело мной полностью.
В школе мы часто ходили «на башню».
Так называлась пожарная каланча, которая торчала в двух километрах от города на опушке леса. Кто и что наблюдал с этой каланчи? Открытая железная лестница имела пять пролетов с площадками. Мы, начальная школа, залезали только на первую. Те, кто постарше, сидели на второй. Курили и горланили с перепугу кто во что горазд.
Все остальные ступени считались неприступными.
Так мы и висели, как орехи на ветке, на этой башне: бесконечными летними вечерами, рассказывая разные небылицы. О мальчиках из какого-то вечно параллельного класса, которым удавалось забраться на самый верх и спуститься целыми и невредимыми. О мальчиках из соседней школы, которые погибли на этой лестнице.
Когда темнело и лес вокруг загустевал, мы садились на велосипеды и ехали по домам.
Матери про башню я не рассказывал.
Однажды в воскресенье, ближе к вечеру, когда ранец собран, а полдник съеден, я выкатил велик. Что на меня нашло в тот летний выходной? Мать подрабатывала за швейной машинкой и не заметила, как я вышел.
Башня казалась погруженной в себя, обернутой в тишину. Приткнув «Школьник» у березы, я задрал голову.
Крошечная смотровая площадка парила на высоте.
Я лез до тех пор, пока не уперся головой в люк. Откинув крышку, выпростал тело. Долго, не поднимая головы, лежал ничком. И слушал, как сердце колотится о теплые доски.
Сколько времени прошло? Встать не мог, боялся, что пол выскочит из-под ног и я вылечу в небо. Лежал, раскинув руки, распятый на старых досках. А вокруг шумел вечерний лес и качались макушки, подсвеченные закатом.
Красивое, торжественное это было зрелище.
И тогда я заплакал. От страха, от обиды – разревелся как младенец. Потому что земля внизу лежала как вода на дне колодца: темная, далекая. Потому что никто не знает, где я, и никто мне не поможет. Что лес вокруг далек и красив, и если разобьюсь, он останется таким же красивым и далеким.
Я лежал на досках и ревел, вцепившись в железо. А башня тихо гудела на ветру, который путался в переборках.
А потом успокоился: так же внезапно. Успокоился и встал на ноги. Посмотрел вокруг – на лес, небо. Вытер рукавом слезы и сплюнул на ветер. Глянул вниз, где узкая спичечная лестница терялась в сумерках.
И стал спускаться на землю.
…Дома на столе стоял компот. Я взялся за ручку, но чашка выскочила. Шарик изюма покатился по доске и пропал за плитой. Я получил затрещину и спрятался в туалет.
Руки дрожали и на следующий день, когда мы писали диктант. И я снова получил нагоняй, теперь за почерк. Они дрожали и пахли сталью еще пару дней. И никаким мылом я не мог вытравить этот запах.
