Ничто из того, что рассказывал пастух, не было ни неправдой, ни даже простым преувеличением. Старик сказал чистую правду: другого такого города нет в целом свете. Только тонкие шпили, которые он упоминал, на самом деле оказались высокими минаретами, но небольшие купола на их вершинах были, несомненно, из чистого золота, как он и говорил. Я видел и мраморные балконы, которые он описывал, и сияющие белизной дворцы, сплошь покрытые резьбой, и сотни минаретов. Город, бесспорно, имел восточный облик, но на куполах минаретов вместо полумесяцев горели золотые солнца с лучами, да и повсюду, куда ни посмотри, в глаза бросались детали, делавшие его происхождение еще более загадочным.
Спустившись на дно впадины, я отворил золотую калитку в невысокой ограде из белого мрамора и вошел в город. Вереск подступал вплотную к его стенам и плескался о камень каждый раз, когда поднимался ветер. Я шагал по мраморной улице, а в высоких окнах с голубыми стеклами вспыхивали огни, на балконах и верандах зажигали медные светильники тонкой работы и подвешивали на серебряных цепях, из распахнутых дверей доносилось мелодичное пение. И вот я увидел людей. Их лица были, скорее, серыми, чем черными, и все они были одеты в прекрасные одежды из цветного шелка с каймой, расшитой у одних золотом, у других — медью; по мраморным мостовым время от времени проходили с навьюченными на них золотыми корзинами величественные верблюды, о которых рассказывал старый пастух.
У жителей города были приветливые лица, но хотя они, несомненно, были радушны и гостеприимны, я не мог поговорить с ними, так как не знал их языка, да и звуки, которые они использовали, не были похожи ни на один известный мне язык; их речь напоминала, скорее, ворчание. Когда же я при помощи жестов пытался узнать, откуда они взялись вместе со своим городом, они только показывали на луну, которая была в ту ночь полной и яркой, и щедро изливала свой свет на мраморные мостовые, так что весь город буквально купался в лунном сиянии. На верандах и балконах, бесшумно выскальзывая из-за высоких окон, стали появляться люди с музыкальными инструментами в руках. Это были необычные инструменты, с большими выпуклыми деревянными деками; горожане негромко наигрывали на них прекрасные мелодии, а их странные голоса выводили таинственные и скорбные песни о родной земле, где бы она ни была. Где-то далеко, в самом сердце города, им вторили другие голоса; они доносились отовсюду, куда бы я ни забрел, и хотя они были не настолько громкими, чтобы побеспокоить меня, мягко, исподволь они обращали мои мысли к вещам приятным. И куда бы я ни направлялся, мне приходилось проходить под бесчисленными мраморными арками, покрытыми тонкой, словно кружево, резьбой. Здесь не было суматохи и спешки, которыми гордятся глупые города, не было — насколько я мог видеть — ничего ужасного или отвратительного, и я понял, что это был город красоты и музыки.
Потом мне стало любопытно, как они путешествуют со всей этой массой мрамора, как им удалось поставить свой город на Маллингтонской пустоши, откуда они явились и какими силами повелевают, и я решил выяснить это завтра утром, ибо старый пастух не отягощал свою голову размышлениями о том, откуда взялся город — старик только констатировал, что он есть (и, разумеется, никто ему не верил, хотя отчасти в этом было виновато его собственное беспутство).
Как бы там ни было, ночью не много увидишь, к тому же я провел весь день на ногах и был не прочь отдохнуть. И как раз тогда, когда я раздумывал, не попросить ли мне с помощью знаков ночлега у одного из этих одетых в шелк мужчин или лучше провести ночь за стенами города, чтобы утром войти в него снова, я оказался перед высоким сводчатым проходом, закрытым двумя вышитыми понизу золотом занавесками. Над аркой его были вырезаны — вероятно, на многих языках — слова: «Здесь отдыхают гости». Это приглашение повторялось на греческом, на латыни и испанском; были здесь надписи и на языке, знакомом нам по иероглифам на стенах величественных храмов Древнего Египта, и на арабском, и на языке, который показался мне похож на язык ранней Ассирии, а так же на одном-двух языках, с какими я никогда не сталкивался.