Волны прибоя нашептывали ей таинственные истории и мифы, а рядом грезил спящий в мраморном водоеме золотой дракон, и все его сновидения отражались бледными картинками в стелющемся над морем тумане. И никакие рыцари-избавители ему не снились. Пока он спал, стояли сумерки, но стоило ему проснуться и выбраться из своего водоема, как наступала ночь и в его влажной золотой чешуе отражались огоньки звезд.
Дракон и его пленница то ли победили Время, то ли вовсе не ощущали его течения. А между тем в нашем мире гремела битва при Ронсевале>{8} или какие-то иные сражения — не знаю, в какой именно край Страны Легенд перенес дракон мисс Каббидж. Быть может, она превратилась в одну из тех принцесс, о которых любят рассказывать в сказках. Известно лишь, что она жила у моря.
Всходили на трон короли, злые духи свергали их, и снова короли возвращали себе престол, возникали и опять обращались в прах города, а она пребывала все там же, и по-прежнему незыблемыми оставались ее мраморный дворец и власть драконовых чар.
И только однажды дошла к ней весть из того мира, в котором она жила прежде. Ее привез по волнам волшебного моря жемчужный корабль. Это была всего лишь короткая записка от подруги по пансиону в Патни.>{9} Написанная аккуратным мелким округлым почерком, она гласила:
«Ты живешь там одна, а ведь это несовместимо с Приличиями».
Сильвия, Королева Лесов, в своем дворце в лесной стране собрала поклонников, но лишь затем, чтобы их подразнить. Она говорила, что готова петь для них, устраивать банкеты, рассказывать сказки о прежних временах; говорила, что ее жонглеры будут кувыркаться перед ними, ее шуты — дурачиться и изрекать двусмысленности, ее армии будут салютовать им, но — она никогда не сможет никого из них полюбить.
Но так нельзя обращаться с прекрасными принцами, говорили они, так нельзя обращаться с таинственными трубадурами, что носят королевские имена; в легендах такого не было; мифы не знают прецедентов. Пусть швырнет перчатку в логово льва, говорили они, пусть попросит десятка два ядовитых голов змей Ликантары, пусть велит убить какого-нибудь выдающегося дракона или пошлет их всех на любое смертельное состязание — но чтобы она не смогла никого полюбить! Это неслыханно — этому нет параллелей в романических анналах!
Тогда она сказала, что если им так нужно состязание, то пусть состязаются: она отдаст свою руку тому, кто первый растрогает ее до слез; и пусть это состязание войдет в историю, в предания и песни под названием «Турнир королевских слез»; и она выйдет замуж за победителя, будь он хоть самым мелким герцогом в землях, вовсе неведомых изящной словесности.
И многие впали во гнев, ибо жаждали испытания покровавее, но старые лорды-гофмейстеры, посовещавшись между собой в дальнем темном конце залы, сказали, что это мудрое испытание, ибо если королева сможет плакать, значит, она сможет и любить; и будет оно нелегким. Лорды знали ее с детства: она ни разу даже не вздохнула. Множество прекрасных юношей видела она, множество поклонников и воздыхателей, и ни разу не повернула головы кому-нибудь вслед. Ее красота была как застывший закат в морозный вечер, когда весь мир — холод, иней и снег. Она была как высокая освещенная солнцем горная вершина, покрытая льдом, одинокая и неприступная, превыше уютного мира, излучающая сияние, почти что звездное, — погибель альпиниста.
Если она заплачет, сказали они, значит, сможет и полюбить, сказали они.
А она мило улыбнулась пылким принцам и трубадурам, носящим королевские имена.
И один за другим, простирая руки и падая на колени, влюбленные принцы рассказывали историю своей любви; и столь печальны и жалостны были эти истории, что то и дело с дворцовых галерей доносились девичьи рыдания. А королева грациозно кивала головой — так равнодушная магнолия в глубинах ночи лениво поворачивает навстречу каждому ветерку свои великолепные цветы.
Когда же все принцы поведали о своей несчастной любви, не добившись иных трофеев, кроме собственных слез, им на смену пришли таинственные трубадуры, что скрывали свои славные имена, и стали рассказывать о своей любви в песнях.
