— Ханна… — неловко произнес он. — Ну что вы, в самом деле… прямо голливудский ужастик, честное слово. Вы тоже, наверняка, устали. Надо подремать хотя бы с полчасика и увидите, всю чертовщину как рукой снимет. Посмотрите на меня. Вроде бы совсем чуть-чуть покемарил, а уже…
— Где это? — перебила она.
— Что «это»?
— То, что вы взяли в фургоне. Где это?
— Ах, это… блокнот? — он и в самом деле уже почти забыл о блокноте, взятом на память из климова вагончика. — Да вот он, ради Бога. Хотите — берите его себе, а я уже поеду, ладно?
— Покажите… — Ханна взяла блокнот из его рук осторожно, как берут ядовитую змею, открыла на пачке сложенных вдвое листков, глянула и сразу захлопнула. — Я так и думала. Еще одна копия. Еще одна копия!
В ее голосе звучало отчаяние.
— Так я поехал? — осторожно спросил Сева, перебираясь на водительское сиденье.
— Вам недостаточно того парня? — ожесточенно выпалила она. — Он погиб из-за вас, как вы этого не понимаете? Он погиб вместо вас! Подумайте сами: что было бы, если бы не мой звонок? Ну?!.
— Что было бы?.. — повторил Сева, ошарашенный ее неожиданной атакой, и вдруг понял: Ханна права. В самом деле, он остановился там, на шоссе Алона, только благодаря ее телефонному звонку. А не будь этого, кто лежал бы сейчас на столе в больничном морге вместо бедного Леонида? Его передернуло. Странно, что столь очевидная вещь до сих пор не пришла ему в голову. Попросту говоря, Ханна спасла его. Чистая случайность… Конечно, убийцам было все равно, кто им попадется: ведь террор не разбирает, куда бьет. Они сидели на скале, наведя автоматы на дорогу и поджидая машину — любую машину. И этой машиной, согласно естественному ходу событий, должна была стать его, севина машина… и стала бы, если б Ханне не взбрело вдруг в голову набрать его номер! А он еще обматерил ее за это, неблагодарный кретин — это ж только представить… Погоди, погоди… а вдруг они ждали именно его? Леонид ведь тоже был на белом «фокусе»! Да ну, глупость, быть того не может… или может?
— Ну что? — жестко сказала Ханна. — Дошло? Или еще не совсем?
— Вы правы, ваш звонок меня спас… но… это ведь была обычная случайность. Бывает и такое, правда? Да вот вам пример… Вы вовсе не единственный мой спаситель. Точно так же можно назвать и того неизвестного больного, к которому Леонида мчался по срочному вызову. Просто ваш звонок известен нам обоим, а тот…
— Известен и тот, господин Баранов, — произнесла она с горечью. — Доктора Леонида Сегаля вызвала тоже я. Он лечащий врач моего племянника. Сестре нужен был номер его мобильного, потому что домашний не отвечал. Видимо, Сегаль как раз беседовал с вами. Я позвонила Амиту, узнала телефон и заодно попросила разрешения заехать в вагончик Адриана… то есть, Клима. Тут-то он и рассказал, что вы там уже покопались… черт вас подери! Хотя вы-то тут ни при чем, извините… Это я, я во всем виновата! Дура! Если бы я вовремя забрала эту гадость, Леня сейчас был бы жив!
Она вдруг всхлипнула, как тогда, на кладбище. Сева не знал, что сказать. Все это выглядело слишком невероятно, чтобы быть правдой.
— Как-то это… — он с недоумением развел руками. — Вы — виноваты? Но в чем? И о какой гадости вы говорите? Неужели об этом блокноте? Ничего не понимаю…
— Выходите из машины, господин Баранов, и следуйте за мной, — сказала она устало. — Еще одна смерть на моей совести — это уже чересчур даже для такой женщины-вамп, как я. Выходите.
Поднявшись в квартиру, Ханна первым делом достала виски, льда и наполнила два стакана.
— Садитесь, Сева. Садитесь и слушайте… — она залпом выпила свою порцию и вздохнула. — Уф… одна мечта сбылась… В общем так. Об этой пещере Климу рассказал его бедуинский приятель…
Об этой пещере Климу рассказал его бедуинский приятель Наджед. Впрочем, слово «рассказал» к данному случаю не очень подходит. Не мастак был Наджед на разговоры — даже на самые короткие. И не потому, что не любил поговорить… ох, если уж и получал он от чего удовольствие в жизни, так это именно от речи, от цветистой болтовни, от пустопорожней трепотни, от постоянного перемалывания того, что видят глаза и того, что слышат уши, и того, что угадывает хитрый и извилистый рассудок — от переделывания всего этого богатства в слова, красивые, легкие, ладно ложащиеся одно к другому, слитным ручейком льющиеся по камешкам гортани на ловкую лопасть языка — одно за другим, одно за другим…
