От резкого торможения автомобиль сел носом, изображение дернулось и перекосилось, начало переворачиваться, все поле зрения заслонила ставшая вертикально зеленая стена – и дальше темнота. Запись кончилась.
Вот, значит, как оно было все. Пожалуй, что и сам Антон недооценил решительность и остроумие этих ребят. Такого поворота он просто не мог себе представить. Какое вдохновение подсказало Новикову экспромт насчет «общих интересов в этом мире»? Если бы не эта фраза, его враги никогда не согласились бы на предложение о переговорах, а обезвредили бы Новикова с его приятелем там же, на месте. Вывернулись сами и одновременно сильно осложнили жизнь всему Департаменту активной дипломатии и лично ему, Антону.
Но при здравом размышлении из данной ситуации можно извлечь определенную пользу. Только надо все как следует проработать…
Перейдя к пульту ситуационного вычислителя, шеф-атташе ввел в операционный блок всю имевшуюся на текущий момент информацию – и ту, что он собрал на Земле, и ту, что имелась в анналах Департамента. Главную трудность представлял выбор подходящего алгоритма. Все остальное – чисто техническая работа – вариационный анализ на основе знания психологии противника, всех имевшихся в ходе войны прецедентов, данных о технических возможностях сторон, стратегических и тактических концепций и приемов. Неопределенной переменной оставались психологические характеристики землян. Но на первом этапе их можно было смело вынести за скобки, все равно достоверность любых прогнозов здесь не превышала тридцати процентов. Последний раз Антон убедился в этом на примере Воронцова.
Отождествляя себя с обобщенным образом вражеского командования, он должен был определить наиболее возможное развитие событий и наметить допустимые контрмеры с учетом граничных условий. Их тоже следовало определить и смоделировать. Затем представить первый вариант плана действий на утверждение председателя, получить его санкции, после чего внести в план коррективы и приступить к реализации. При условии, что санкции будут получены. Если нет – придется подать в отставку, а на его место придет другой, лучше его способный руководить активной дипломатией на такой сложной планете.
А вот этого Антон как раз и не хотел. Ему нравилось работать на Земле. По многим причинам. И он считал, что лучше его, тем более сейчас, с работой там не справится никто. Не видел он таких специалистов в своем департаменте. Да если бы таковой и нашелся – с какой стати из-за анекдотического происшествия уходить в отставку, подвергаться скучной и утомительной процедуре переквалификации по усмотрению Департамента интеллектуальных ресурсов, в один не такой уж прекрасный день узнать, что тебя сочли оптимально подходящим на роль инспектора-попечителя Управления тупиковых квазицивилизаций. А то и того хуже – адъюнктом на кафедру самого Бандар-Бегавана… Веселенькие перспективы тебя ждут, товарищ шеф-атташе, если не придумаешь сейчас же чего-нибудь этакого…
Последнюю фразу Антон произнес вслух, после чего попросту, по-человечески, выругался, кстати вспомнив плавание с Воронцовым и тамошний палубный лексикон.
Подстегнутое воображение заработало живее, путаница многоразрядных альтернатив на дисплеях начала приобретать некую осмысленность в первом приближении, и дело если не пошло, то, по крайней мере, сдвинулось с мертвой точки, обещая вольным и невольным участникам этой истории много новых и волнующих впечатлений…
– Профессор, – сказал Антон Бандар-Бегавану, входя в его кабинет, когда первая луна поднялась над зубчатой линией горного хребта. – Если вы готовы меня выслушать, я могу изложить соображения по своей дальнейшей деятельности, как я ее представляю в свете последних событий…
Бандар-Бегаван на этот раз принимал его в гораздо более неофициальном виде, а именно – одетым в многослойное кимоно из полупрозрачных натуральных тканей, лежа на свежих циновках. Похоже, что медитации повлияли на него в лучшую сторону. Теперь он выглядел не строгим начальником, недовольным нерадивостью своего подчиненного, а скорее, пожилым сибаритом, настроившимся провести время в нескучной беседе.
