Стоявший напротив него Айер демонстративно пожал плечами, выражая этим свое отношение к взятой на себя Шульгиным роли. «И к качеству ее исполнения». Сам Герард считал, что все нужно делать совсем иначе. На принципиально другом интеллектуальном и техническом уровне.
Шульгин понял смысл его жеста и еще более демонстративно упер в бок локоть руки с зажатым в ней автоматом.
– Однако жизнь свою продадим подороже… Как учили. Так что не дрейф, Гера!
Левашов толкнул Сашку с другой стороны, мол, хватит дурака валять, не тот случай и не тот объект.
– Все-все, умолкаю. Надо же было товарищей сориентировать…
Пока Корнеев медленно продвигался вперед, водя перед собой раструбом детектора, Шульгин, приотстав, тихо спросил Левашова:
– А если действительно там, внутри, что-нибудь вроде как у Стругацких в «Пикнике»?
– Нет, не думаю. Слишком они все-таки человекообразные… Технологическая цивилизация. Или ты по-прежнему Антону не веришь?
– Я вообще никому не верю, ты меня знаешь. Чем не вариант – бомба у нас никакая не информационная, а самая простая тротиловая? Включил замыкатель – и привет. Скажешь, не было так? Сколько угодно. Нормальный гангстерский прием.
Левашов ничего на это не ответил, да Сашка и не нуждался в его ответе. Корнеев тихо свистнул и поднял руку. Шульгин с Левашовым подошли.
– Люк, – сказал Борис, показывая себе под ноги. Это было видно и без пояснений. Приподнятое на полметра над уровнем крыши цилиндрическое возвышение, около пяти метров в диаметре, вертикальные стенки ребристые, того же цвета, что и крыша, а торец гладкий, тускло серебристый, и на нем отчетливо видны перекрывающие друг друга дугообразные лепестки.
– Ирисовая диафрагма, – сказал Левашов.
– Именно, – кивнул Корнеев.
– А под ней – ракетная шахта… – добавил Шульгин.
– С тем же успехом – терминал внепространственного канала или банальный лифт, – возразил Айер. – Самое главное – сумеем ли мы открыть или нет. – Левашов обошел возвышение вокруг, светя под ноги фонарем. Не обнаружил ничего примечательного.
– Сейчас мы его проинтроскопируем, найдем энерговоды, сервоприводы, тогда и думать будем… – Корнеев начал разворачивать свою аппаратуру.
Задача сложной не казалась. Если внешне устройство соответствует известным образцам, то и внутренне не может представлять ничего принципиально непостижимого. Левашов присел на корточки рядом, всматриваясь в возникшее на экране интроскопа изображение.
Когда лепестки диафрагмы дрогнули и медленно, беззвучно раскрылись, каждый из четверых испытал сложное чувство. Нечто вроде торжества оттого, что чужая техника покорилась, и, значит, они и здесь оказались отнюдь не дикарями, не питекантропами перед пультом компьютера. И вновь обострилось ощущение опасности, такое же, а то и более сильное, чем перед барьером обратного времени. Промелькнуло даже что-то похожее на досаду – как будто, если бы люк открыть не удалось, можно было с чистой совестью вернуться. Операция, мол, сорвалась по независящим обстоятельствам. В этой последней мысли никто из них, конечно, вслух не признался бы, но было такое, было… «Мелкие мысли бывают у каждого, – подумал Шульгин, – главное не позволить им превратиться в мелкие поступки…» – и шагнул вперед, выставив перед собой ствол автомата.
– Давайте сначала я. Взгляну, что там и как.
– Да хватит тебе джеймсбондовщину разводить, – почти зло бросил ему Левашов. – Пусть Борис, тут по его специальности.
Темнота в шахте была абсолютная. Но когда Корнеев направил в нее раструб детектора, прибор показал на глубине четырех метров сплошное металлическое препятствие.
– Свети… – скомандовал он Айеру.
Действительно, снизу цилиндрическая камера перекрывалась черной, слегка вогнутой плитой. Но в боковых стенках имелись три симметричных овальных окна, из которых тянуло теплым, странно пахнущим воздухом.
– Ну что, попробуем? – спросил Корнеев.
Шульгин кивнул Левашову, у которого на поясе висел второй моток шнура. Олег отмерил десяток метров, поискал глазами, за что зацепить конец. Ничего подходящего в поле зрения не попадалось.
– Да перекинь через плечо, и все. Удержишь. Мне только попробовать – если дно не провалится, просто спрыгнете, а я приму.