– Стоп. Пришли. – Шульгин поднял руку.
Главная база пришельцев выглядела как гигантская бронзовая шестеренка, с маху брошенная на мягкую почву и косо застывшая под острым углом к горизонту.
У Айера это сооружение вызвало иную ассоциацию.
– Копия – новый Берлинский стадион, – прошептал Герард, становясь рядом с Левашовым.
– Откуда там такой? – машинально возразил Шульгин и лишь потом сообразил, что через триста лет новый стадион в Берлине вполне мог появиться.
– Что-то мне не нравится, – сказал Корнеев, проглотив последний кусок паштета. – Все идет слишком гладко.
Они сидели в тесной герметической палатке, натянутой с обратной по отношению к базе стороны крупного валуна. Без такой палатки, изолирующей от местного времени, землянам не удалось бы съесть ни крошки пищи. И выпить что-нибудь, кроме чистой воды. Любая органика, извлеченная из контейнера, исчезала мгновенно и бесследно.
– Не понимаю, – ответил Шульгин, доставая сигарету. – Мы так и рассчитывали. Если будет не гладко, нам труба…
– Не кури, мы тут задохнемся, – попросил Айер.
– Не задохнемся. Это для времени стенки герметичные, а воздух вполне проходит, – успокоил его Левашов, – а то б давно уже задохнулся.
Корнеев продолжал свою мысль:
– Понимаешь, есть разные степени нормы. Иногда показатели агрегатов и систем гуляют плюс-минус в пределах допусков. Это обычное рабочее состояние, можно не тревожиться и играть с напарником в нарды. А бывает, правда, редко, когда параметры настолько точно выдерживаются, что хоть инструкции иллюстрируй. Тогда я в нарды не играю, а сижу и жду аварии…
– Слушай, точно… – поддержал коллегу Левашов. – Вот у меня раз был случай, шли мы на Новороссийск из Алжира с вином в танках…
– Обожди, Олег, не гони порожняк. Излагай дальше, Борис Николаевич. Деловые предложения имеешь? – Слова Корнеева в какой-то мере были созвучны неясной тревоге, не оставлявшей Шульгина с момента пересечения барьера Рубикона, фигурально выражаясь. Тут же всплыла сказанная Воронцовым, пусть и по другому поводу, фраза: «Жребий брошен. Вместе со всем прочим имуществом, при попытке обратно перейти Рубикон». Изящно, но не про нас будь сказано.
– Людская психика – дело такое, – назидательно произнес Шульгин, внимательно выслушав Корнеева. – Она, может, и иррациональна, но в то же время… Одним словом, если предчувствие есть, к нему лучше прислушаться. Мало ли… Мне в Туве один лама на эту тему много чего рассказывал. Короче, сделаем так – вы пока тут посидите, а я на разведку схожу. Не сейчас, попозже, как стемнеет. Осмотрюсь, потом вы пойдете.
Все возражения он отвел как несерьезные.
– Один я себя буду ощущать куда свободнее. А придется сматываться, вы отсюда огнем прикроете, позиция удобная. Один сверху, двое из-за камней с флангов… Главное, чтоб у вас рации все время на прием работали, только прием. Если все в порядке будет, я на секунду включусь, скажу: «Вперед», и встречу у входа. Ну а если что – сами соображайте. Туда больше не лезьте. Пусть Антон думает…
Аггры даже световой режим в зоне приспособили под свои привычки. В положенное на Валгалле время ночь не наступила, вместо этого яркость пепельного неба стала равномерно снижаться, как бывает при полном солнечном затмении, потом серые сумерки начали лиловеть, лиловый оттенок превращался в фиолетовый, и на том все кончилось.
Не темнота, но и не свет, а неприятное пограничное состояние, будто в фотолаборатории с плохо прикрытой дверью.
Шульгин надеялся, что постепенно глаза адаптируются и видимость улучшится, но время шло, и ничего не менялось.
– Похоже, что у них система двойной звезды, – сказал понимающий в таких делах толк штурман Герард. – Одна – серый карлик, другая – выгоревший красный гигант. А планета вращается почти на боку, отсюда такой эффект.
– Серый карлик? – удивился Левашов. – Разве такие бывают? Белый знаю, красный, а серый – это как? Такого цвета в природе нет, откуда он в спектре?
– Галилей, наверное, и про белый ничего не знал, – вместо ответа по существу не совсем удачно отшутился Айер.
Олег сделал вид, что не обратил на его слова внимания, но Шульгин посмотрел в глаза штурмана настолько выразительно, что тот, смутившись, начал длинно, чересчур подробно излагать новейшую звездную классификацию.
