Пока Берестин беседовал с дивкомиссаром, Лена успела очень грамотно, с точки зрения Станиславского, разыграть этюд «Ссора с любовником». Вышло очень убедительно – уцепилась за первое попавшееся слово, спровоцировала другое, завязка, кульминация, переход на личности, голос на грани истерики, завершающий мазок – и готова сцена. Известный дирижер был заведен и деморализован настолько, что, косо водрузив на голову шляпу и ни с кем не попрощавшись, исчез, а Елена смогла полностью посвятить себя Маркову, наивно считая, что это она охмуряет молодого командарма.
Когда пришло время расходиться, практически трезвый редактор, которому предстояло ехать вычитывать номер – чего он не доверял никому, справедливо считая, что голова дороже трех часов сна, – предложил Маркову машину. Алексей, не менее трезвым голосом, чем у хозяина, отказался, сказав, что желает прогуляться по ночной Москве, и попросил не тревожиться, но дать на всякий случай пистолет, ибо не успел еще получить свой.
В то время, хоть и считался каждый второй потенциальным врагом народа, до мысли разоружить комсостав армии никто не успел додуматься, и вообще пистолеты имели почти все, и военные, и партийные, и даже хозяйственные работники.
Редактор с легкостью, немыслимой в последующие времена, предложил на выбор маленький «маузер» или «коровин». Алексей выбрал «коровин», который был полегче, передернул затвор и сунул пистолет в карман. Хоть и принято думать, что до войны порядка было больше, но профессиональная преступность процветала вполне официально, и встреча с грабителями в два часа ночи не исключалась. Зато и стрелять в них каждый, располагающий оружием, имел полное право. Без каких-либо последствий.
Он шел под руку с Еленой по пустынным улицам, вдыхая воздух, свободный от радиоактивных осадков, солей тяжелых металлов, гербицидов, пестицидов и прочих продуктов прогресса. Лена, касаясь бедром его ноги и чуть сильнее, чем нужно, сжимая его руку, рассказывала кое-что о себе. О тяжелой жизни в театре, где сплошные интриги, террор примадонн и любовниц главрежа, о коммунальной квартире на девять семей и других сложностях. Заработок совсем маленький…
Рублей семьдесят по-нашему, прикинул Алексей. Действительно мало. В восьмидесятые годы, к тому же, для актрисы есть какие-то возможности подработать – то на телевидении, то на радио, то мультфильмы озвучивать, в кино хоть эпизодиком сняться, концерты халтурные. А здесь иначе. Здесь еще не знают принципа «нигде ничего нет, но у всех все есть…». Возможностей меньше, и если уж чего нет, так нет. А хочется, конечно, Лене много.
Она действительно поспешила родиться. В общем нормальные для 41-го года бытовые сложности задевали ее куда больше, чем многих других. И значит, ее характер и наклонности больше соответствовали грядущим десятилетиям.
– Вам бы, Лена, на телевидении работать. Как раз для вас: возможность крупных планов, непосредственный контакт со зрителями, синтез разных видов искусства. Здесь все ваши особенности играли бы на вас. А на обычной сцене, да на задних планах, вы, наверное, теряетесь…
– Где же это на нем можно работать? Насколько я знаю, там уже три года одни картинки передают. Только в конце года обещают кино показать. Я, правда, сама не видела, но в газетах читала.
– Э, Лена, это все опыты. А представьте через несколько лет. Специальные студии, самые разнообразные программы: развлекательные, политические, познавательные. «В мире животных», «Музыкальный киоск», «Утренняя почта»… И везде нужны ведущие – красивые, элегантные, остроумные. И все в цвете и вот на таком экране.
– Ну и воображение у вас! Вы это телевидение сами видели? Там, говорят, вот такой экранчик, как почтовая открытка, все серое и расплывчатое.
– Мелочи, Лена. Раз идея воплощена, довести ее до совершенства – дело простое. Чего далеко ходить, когда я попал на Гражданскую, у нас на всю армию был один «Сопвич». Два пуда дерева и перкаля, сто верст в час, летал на смеси самогона с керосином. А сейчас? Я не говорю про высадку на полюс, я человек военный, и мне важнее, что эти бывшие этажерки всего через двадцать лет в щебень разнесли Гернику, Варшаву, Роттердам… Вот вам и темпы прогресса.
