Он все же дал волю негодованию;
— Как ты могла решиться идти одна через лес? Какой ум надо иметь, чтобы так поступить!
Они поднимались по ступенькам ко входу во дворец. Обернувшись к реке, Робин увидел, что лодка с человеком, которого он невзлюбил еще больше после того, как увидел въяве, плывет по самой середине.
— Робин, — ответила ему Пен, — если ты решил отчитывать меня, то прошу об одном: подожди, пока я отмокну в горячей ванне и доктор осмотрит рану на шее. — Против воли тон у нее был кислый, голос недовольный — от усталости, от напряжения, в котором она пребывала с прошлого вечера. Ей было трудно подниматься на пологий холм, она задыхалась. — Пиппа, — сказала она, когда перевела дыхание, — надеюсь, ты ничего не говорила обо мне маме и лорду Хью?
— Ой, Пен!.. Когда я приехала сюда утром и тебя не было, я сразу послала им записку в Холборн — спросить, не там ли ты.
Пен вздохнула:
— Я уже достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и отвечать за свои поступки. Только почему‑то никто не хочет так считать.
— Ты достаточно взрослая для того, чтобы тебя убили бродяги! — сердито сказал Робин.
— Не будь таким занудливым, Робин! — Они прошли в калитку и оказались в тихом саду за крепостной стеной. — Будет лучше, если ты съездишь в Холборн и успокоишь маму и своего отца. Скажешь, что я жива и здорова. А ты, Пиппа, передай, пожалуйста, принцессе, что после ванны и доктора я сразу явлюсь к ней.
— По‑моему, тебе следует сначала выспаться, — сказала Пиппа, глядя с беспокойством на сестру. — Ты выглядишь ужасно.
— Хорошо, благодарю вас всех. Вы многое сообщили обо мне самой и намного меньше о других.
С этими словами Пен покинула их и отправилась в отведенные ей покои.
— Господи, — проговорила Пиппа, провожая ее взглядом, — уж не обиделась ли она? За что?
— Если кто‑то и сможет выяснить, — сказал Робин, — то, полагаю, имя этого человека — Пиппа.
Тон, которым это было произнесено, не позволял принять слова за комплимент. Однако Пиппа поняла именно так.
— Конечно, — согласилась она. — Но если ты будешь на меня кричать, как на Пен, я тебе ничего не расскажу, так и знай. А теперь садись на коня и отправляйся, куда сказала Пен.
— Ты вся в синяках и царапинах! — воскликнула Пиппа, когда вошла в спальню к сестре и увидела ее, стоящую раздетой перед медной ванной, которую две служанки заполняли горячей водой.
Пиппа ничуть не преувеличивала: руки, плечи, грудь сестры пестрели следами от совершенного над ней насилия. Сама Пен, рассматривая себя в зеркале, призналась: то, что она видит, превзошло все ее предположения, и она вынуждена срочно обратиться к докторам.
— И все это они успели сделать за считанные минуты, — сказала она скорее себе, чем сестре. — Страшно подумать, что могло быть, если бы не подоспел шевалье.
Она содрогнулась, и Пиппа содрогнулась вместе с ней.
— Сам Господь послал тебе спасение в его лице, — провозгласила она, усаживаясь на стул возле окна. — Расскажи подробно про все! Но какое приключение! Как я завидую тебе! Значит, шевалье один разогнал их всех? А сколько их было?
— У меня не было времени сосчитать. А с Оуэном был его паж. Совсем мальчик.
— Оуэн, ты сказала? — переспросила Пиппа. — Кажется, до сих пор ты еще не упоминала его имя? А как ты его называла, когда… Ну, когда вы…
Пен подошла еще ближе к огню, пылавшему в камине.
— Если человек спас тебе жизнь, если ты с ним бредешь по лесу, а потом ночуешь в гостинице, светские формальности ни к чему. Ты думаешь иначе, Пиппа?
Служанки, закончив наполнять ванну, разбросали по воде высушенные лепестки розы и лаванды. Их аромат заполнил спальню. Пен ступила в ванну и отправила служанок, сказав, что позвонит, если они понадобятся.
Сразу после их ухода Пиппа нетерпеливо задала следующий вопрос:
— Что же вы делали всю ночь в гостинице?
— В основном разговаривали. — Пен вытянулась в воде, положила голову на край ванны. — Потом я поспала немного, а когда проснулась, шевалье проводил меня сюда. В чем ты могла убедиться.
Пиппа выглядела разочарованной, но что поделать, если старшая сестра так лаконична в своем рассказе.
