– Я принял ее за служанку. – Он указал на Кору кинжалом, что вновь вызвало рычание волчицы. – Придержи эту зверюгу, ради Бога, – взмолился Жан-Поль. – Люк… прикажи этой глупой девке усмирить свою волчицу. Я не приближусь к ней снова, клянусь тебе в этом.
– Эта глупая девка, о которой ты говоришь, – моя жена, Жан-Поль.
Спокойный, но холодный тон Люка вызвал страх на лице его брата – тот, мгновенно оцепенев, уставился на него.
– Клянусь, я этого не знал. Но она одета как простолюдинка, что я мог подумать?
В самом деле, Кора не надела ни один из тех роскошных нарядов, которые Люк купил для нее в Йорке: на ней была лишь ее короткая туника, сильно поношенная и едва прикрывающая ее длинные ноги. Рот Люка плотно сжался, он едва сдерживал раздражение, но нагоняй Коре нужно было устроить наедине, а не в присутствии брата.
– Не смей приближаться ни к одной женщине в этом замке, неважно, служанка она или госпожа. Если я только услышу об этом, ты будешь иметь дело со мной.
Выпрямившись, Жан-Поль спрятал в ножны свой кинжал.
– Ты сделался больше похожим на нашего отца, чем можно было предполагать, Люк.
От бешенства Люк на мгновение потерял дар речи. А потом прорычал:
– Хоть ты и мой брат, но, если ты еще раз сравнишь меня с нашим отцом, пожалеешь об этом.
Между ними воцарилось тяжелое, гнетущее молчание, и только шумное дыхание волчицы нарушало тишину. Наконец Жан-Поль отвел взгляд и, кивнув, прошептал:
– Я не имел в виду ничего обидного, Люк. Прости, пожалуйста.
– Проси прощения у леди за свое грубое поведение. Может, она и простит тебя.
И снова между ними воцарилось молчание, прежде чем Жан-Поль сделал глубокий вздох и повернулся к Коре, чопорно поклонившись в ее сторону.
– Умоляю простить меня, миледи. Произошла досадная ошибка.
– Скажи ей по-английски, Жан-Поль.
Тот угрюмо повторил это по-английски, и Кора подняла бровь.
– Вы и в самом деле ошиблись, если подумали, что можете склонить к вашим ухаживаниям любую женщину. Считайте, что вам повезло: вы не лакомый кусочек для моей любимицы, иначе вы бы лишились и того мужского естества, которым, может быть, обладаете.
Глаза Жан-Поля вспыхнули от гнева.
– У вас острый язык, миледи.
– Да, а кинжал еще острее. Запомните это хорошенько и, если вы здесь дотронетесь до какой-нибудь женщины, пеняйте на себя, любезный.
– Хватит. – Люк встал между ними. Он приказал обоим разойтись, а брату добавил: – Встретимся утром после завтрака. Тогда и обсудим будущее.
Взяв Кору за локоть, Люк повел ее в комнату, из которой только что вышел. Она попыталась выдернуть руку, но он лишь крепче перехватил ее.
– Наш ужин остывает, миледи. Приведите волчицу.
Она бросила на него быстрый взгляд и пожала плечами.
– Шеба, ко мне.
Волчица попятилась от Жан-Поля, вздыбив шерсть. Свирепое выражение на ее морде заставило Люка засомневаться, что эта волчица ручная, и он недоверчиво поглядел на Шебу, которая подошла наконец к своей хозяйке.
Словно прочтя его мысли, Кора тихо сказала:
– Она очень привязана ко мне и всегда защищает меня, милорд.
Люк захлопнул за ними дверь комнаты.
– Думаю, что, похоже, ей придется частенько заниматься этим, если ты будешь расхаживать по замку в подобных нарядах. Кое-кто из мужчин может подумать, что ты нарочно их завлекаешь.
– Я и не собиралась появляться в таком виде в коридоре. Рудд принес мне теплой воды для мытья. Я уже забралась было в ванну, но тут вспомнила, что он забыл про мыло. Я кинулась за ним – и тут-то столкнулась с этим наглецом. Неужели и в своей комнате я не имею права носить, что хочу?
– Но ты же была не в своей комнате. – Люк скрестил руки на груди и, нахмурясь, посмотрел на нее. – Ты больше не дочь сакского барона, Кора, а супруга графа.
– А мне какая разница? Я что, стала другой? – Во взгляде ее и в тоне сквозила угроза, а руки сжались в кулаки.
Раздраженный строптивостью жены, Люк покачал головой.
– Я имею в виду только то, что, если ты одеваешься как служанка, с тобой и будут обращаться соответственно.
– Ага, понятно. Только нормандки такие нравственные. А саксонки сплошь все распутницы и всегда готовы к заигрываниям. Не так ли, милорд?
