Тогда, обхватив ее подбородок ладонью, Люк тихо произнес, глядя ей прямо в глаза:
– Я женюсь по приказу короля, но тебе будет мало радости от этого.
С тех пор Кора его не видела и была даже рада этому. До самого посещения Роберта она не видела никого, за исключением слуг, которые обслуживали ее.
Открыв дверь, Роберт увидел стражника, со смущенным лицом отпрянувшего от нее. Повернувшись к Коре, Роберт на прощание тихо посоветовал ей:
– В вас много обаяния. Воспользуйтесь им. Ничто другое на Люка не подействует.
Когда дверь вновь закрыли на прочный дубовый засов, тяжелый звук его, точно удар, заставил всю комнату содрогнуться. От запаха масляной лампы в ней было душно, а высокое окно над кроватью почти не пропускало воздуха. В полумраке Кора слышала разнообразные звуки, доносившиеся извне, оттуда, где кипела жизнь, и это лишь усиливало ее тоску.
Она поежилась и обхватила себя руками. Было холодно. Английские зимы всегда такие. Ей хотелось бы оказаться сейчас в родном Вулфридже, в его большом зале с пылающим камином, среди знакомых лиц, а вместо этого ее окружали промозглая духота и гнетущий полумрак ее каморки-темницы. Этот мир, который она увидела здесь, был совершенно другим, он изменился больше, чем она думала. Как удалось Вильгельму превратить английский город в нормандский так быстро? Все вокруг нее было другое – не только язык, на котором разговаривали, но даже одежда, обстановка, еда. Ничто не осталось прежним. Даже Люк не был здесь тем суровым воином, каким она встретила его на побережье: теперь он носил бархат и тонкое полотно.
И все же она помнила ту свирепую искру, сверкнувшую в его взгляде во время аудиенции у короля. С какой жестокой угрозой он уставился на нее тогда! Под его богатым нарядом и изысканными манерами таился безжалостный воин, и ей трудно было об этом забыть.
Ах, Люк! Неужели он так и не придет! Неужели он так возненавидел ее за то, что она вынудила его к этому браку, которого он явно не хотел?..
Укрыв ноги грубым одеялом, Кора поуютнее устроилась на кровати. Ну и ладно. Это был не идеальный выход, но она сделала то, что должна была сделать, единственное, что позволяло ей выжить. Все правильно, но если позволить овладеть собой всем этим эмоциям, она потеряет из виду свою конечную цель. А этого Кора не могла допустить. И не допустит. Слишком многое было поставлено на карту.
Глядя на узкую полоску света за окном, которая постепенно угасала по мере приближения ночи, она спросила себя, почему все же Люк не рассказал королю всю правду. Она ожидала, что он будет отрицать ее заявление, расскажет Вильгельму, что она сама соблазняла его, но он почему-то этого не сделал. Почему Люк не рассказал королю откровенно, что она сама, по сути дела, упала в его объятия?..
Прислонившись к стене, Кора опять подумала о Вулфридже, о свежем морском ветре, овевающем там по весне высокие травы, и перед ее мысленным взором встали родные, любимые стены… Да. Ради этого можно пойти на все.
Люк лежал без сна, уставясь в высокий потолок и слушая, как сладко похрапывают другие. Последние несколько недель он провел в непрерывных разъездах, стараясь как можно больше занять себя, лишь бы только не думать. По утрам он рано выезжал, чтобы обследовать окрестности, подавляя очаги мятежа и выявляя тех, кто еще сопротивлялся порядкам Вильгельма – король больше не терпел никакой оппозиции и весьма круто расправлялся с последними недовольными. А по ночам…
Ах, эти ночи! Он должен был, казалось бы, мгновенно засыпать от усталости, а на деле часто лежал без сна. Он много думал о Коре, которая скоро станет его женой. Его настроение колебалось от бешенства до угрюмой покорности судьбе, и все это с пугающей быстротой. Никогда Люк не считал себя человеком, способным так переживать из-за женщины. Однако Кора де Бэльфур заставила его сделать это. А хуже всего то, что он по-прежнему хотел ее каждую ночь, ворочаясь без сна в своей постели. Ему никак не удавалось выбросить из головы и нежную белизну ее кожи, и слабый аромат лаванды, окутывавший Кору, плавные изгибы податливого тела.
