Она молча сопротивлялась – слышался звук рвущейся одежды, ее вздохи, его собственное тяжелое дыхание, но не было никаких протестов; только безвольное сопротивление ее рук, упершихся ему в грудь.
Горя от охватившего его страстного желания, Люк втиснул колено между ее ног, не обращая внимания на протестующий скрип старой кровати, и, схватив руки, завел их за голову, удерживая своей правой рукой. Кора дышала быстро и глубоко, грудь ее при этом поднималась и опадала, а губы слегка раздвинулись, обнажив, в почти волчьем оскале, ряд белых зубов.
– Так вот как нормандские мужчины ухаживают за женщинами, которых собираются взять в жены, милорд? Когда не хватает обаяния, они восполняют его насилием.
Люк зло заглянул сверху в ее голубые глаза, в которых блестела насмешка.
– Ну что ж, ты сама этого хотела, и это единственное, чего ты заслуживаешь. Я не собирался свататься к тебе, и наша помолвка – это твоих рук дело. Что же, теперь я должен уступить? Ну уж нет. Уступить Вильгельму – это одно дело, а женщине – это совсем другое.
– Ты хочешь, чтобы я уступила тебе?
– Да, милая моя. Ты уже уступила мне однажды ради своих собственных целей. Следующий раз уступишь ради моих.
Удерживая ее запястья правой рукой, Люк левой с медлительной небрежностью стал проводить по ее голой груди, лаская, дразня и наблюдая из-под ресниц, как невольно она закусила нижнюю губу и закрыла глаза. Тело выдавало охватившее ее возбуждение и учащенным дыханием, и пульсирующей жилкой во впадинке горла.
Люк наклонился, чтобы поцеловать эту голубую жилку, потом двинулся ниже, проделывая языком влажную дорожку по ее нежной коже, пока его собственное возбуждение не превратилось в болезненное напряжение.
Обхватив рукой ее грудь, он легонько прикусил выступающий сосок, потом мягко взял его в рот и принялся ласкать. Сначала один, потом другой. Люк нагнулся вперед, придавил ее своим тяжелым телом, так что Кора издала тихий стон и непроизвольно затрепетала. Была какая-то острая чувственность в том, чтобы лежать на ней вот так, полностью одетым самому и лаская при этом ее обнаженные груди и бедра.
Желание усиливалось и лишало его воли – еще немного, и он мог отдаться этому острому чувству до такой степени, что забыл бы обо всем на свете. Но тут воспоминание о ночи на старой римской дороге внезапно возникло в его мозгу. Если он овладеет ею сейчас, она сразу поймет, что имеет над ним могущественную власть. Это было слишком рискованно. Ощутив свою силу, Кора получит очень мощное оружие, которое использует против него.
Приподнявшись над ней, Люк взглянул на ее пылающее лицо и влажный рот, изо всех сил борясь с желанием овладеть ею. Но все же преодолел себя и, отпустив ее руки, резко встал с постели, оставив ее распростертой на тонком матрасе. Кора не сделала движения, чтобы прикрыться и лежала обнаженной, как он оставил ее: округлые бедра все еще искушающе блестели в полумраке, на груди видны были следы его поцелуев.
Люк поправил на себе одежду и, подойдя к двери, рывком отворил ее. Затем оглянулся на пороге, бросив последний взгляд на ее стройное тело.
– Ты не первая женщина, которая обманывает меня, но клянусь, больше тебе не удастся этого никогда. Подумай об этом, когда будешь готовиться к свадьбе, дорогая.
Он громко хлопнул за собой дверью и, не обращая внимания на испуганно шарахнувшегося в сторону стража, зашагал по полутемному коридору. Никогда он не думал, что может так расстроиться из-за какой-то девчонки. Она сделала с ним то, чего никому еще не удавалось, и он каким-то образом это допустил.
«Но хватит, – сказал он себе. – Она не одурачит меня опять».
Далеко вокруг разносилась музыка, праздничное возбуждение наполняло замок и прилегающие к нему улицы. Повсюду собирались толпы любопытных, пришедших посмотреть на свадьбу новоиспеченного графа и его саксонской невесты.
Венчание происходило на паперти собора святого Петра, чтобы все присутствующие могли видеть его своими глазами. Поскольку саму церковь как раз ремонтировали в то время, работы были приостановлены на всю первую половину дня.
После церемонии Люк под пристальным взглядом Вильгельма помог Коре сесть на белую лошадь, потом вскочил на своего коня. Кто-то вплел разноцветные ленты в хвосты и гривы обоих животных, и Драго, недовольный, сердито фыркал, когда они двинулись по улицам города к замку.
