— Драться, так драться, — сказал я. — Переводи. Он дал слово. Воля победителя — закон. Я буду драться. Они победители. Но слово офицера тоже закон. Верность ему многого стоит… Переводи точнее. А на пряжке ремня у него написано, что его честь зовётся верность. Пусть он помнит об этом, когда я уложу их выкормыша. Точно переводи!!! — зло закончил я.
Мужик побелел, но перевёл, кажется, верно, потому что немцы умолкли, а офицер глянул на свой ремень. Гюнтер скривил губы — это была не улыбка, а чистейшее выражение презрения. Господи, да за что же он нас так ненавидит?! Может, у него разбомбили дом?! Но ведь не наши же, наши ещё почти и не бомбили Германию… Так за что же? Почему у него такие глаза, словно я его личный враг?!.
Мальчишка на полном серьёзе коснулся моих кулаков своими, чуть поклонившись. И отошёл в стойку. Офицер поднял руку, опустил её и сказал:
— Бокс!
Гюнтер тут же рвался вперёд и обрушил на меня ураган ударов. Они не отличались разнообразием, а сама стойка парня была старомодной (всё-таки с 1942 по 2005 год в боксе кое-что изменилось!), но скорость, а главное — бешенство заставили меня отступать. Потом сильнейший свинг в челюсть отправил меня наземь. Я не потерял сознания, но на какое-то время оказался в грогги — смотрел и не понимал, где я, что со мной и что надо делать.
— Брэк! — глумливо выкрикнул немец. — Айнс! Цвай! Драй! Фир!..
Я вскочил, уклонился нырком от бросившегося в атаку Гюнтера и нанёс ему прямой левой в солнечное, под приподнявшийся локоть.
Бой кончился.
Не опуская кулаков, я смотрел, тяжело дыша, как парня приводят в чувство. Двое или трое расстёгивали кобуры пистолетов, глядя на нас тяжёлыми глазами. Где-то в конце минуты Гюнтер начал подавать признаки жизни.
— Аллес, — сказал я. — Ихь бин… короче, я победил. Ваше слово, господин офицер?
— Камерад официр[46], — сказал эсэсовец. — Найн герр официр, кнабэ. Йа. Дас ист аллес. Гее![47] — и он сделал резкий жест рукой. — На, гее, вайта![48]
— А консервы? — спросила Юлька.
— И тогда Юлька говорит: «А консервы?» Он аж позеленел!
От смеха не смог удержаться даже Хокканен. Я, тоже посмеиваясь, выложил на стол листок в половину А4.
— Вот, я там несколько штук оставил.
Под красной звездой было написано:
Те четыре эшелона, которые сойдут с рельсов в ближайшие сутки —
дело рук отряда «СМЕРЧ»!
Трепещите, гады!!!
РОССИЯ — ВАША МОГИЛА!!!
— Бориска, это уж и лишнее, — сердито сказал командир и постучал меня согнутым пальцем по лбу. — А если догадаются? Это — остановят эшелоны…
— Не успеют, — помотал головой Ромка. — Мой уголёк с самого верха.
— Я больше всего боялась, — призналась Юлька, — что они у мальчишек номера на руках заметят.
— Не, мы их хорошо замазали, и сейчас не оттирается! — Сашка потёр предплечье. — А дело-то серьёзное…Артиллерию перебрасывают под Ленинград, — он передал командиру листок из блокнота. — Тут вся информация, мы потом, в лесу, записали.
— Хорошо поработали, ребята, — похвалил Хокканен. — Но второй раз это уже не пройдёт.
— А, ещё чего-нибудь придумаем, — беззаботно отозвался Женька…
…Около нашего шалаша стояли Егор и незнакомый мальчишка со светлыми вихрами. Мы вообще заметили, что в лагере оживлённо и резко прибавилось людей, в том числе — женщин и детской мелочи, шли возбужденные разговоры, около кухни ораторствовала тётя Фрося.
— Что-то тут произошло, — мельком заметил Сашка и, вздохнув, сказал Егору: — Ладно, берём.
— И меня, — вмешался незнакомый парень. Сашка поднял бровь:
— А ты кто?
— Мы из Головищева, — отозвался тот. — Я Севов… Виктор. Нас немцы три дня назад сожгли. Выгнали и запалили со всех сторон, а людей — в грузовики… — он передёрнул плечами. — Ну, кто попрятался — потом пошли вас искать… ну, не вас, а вообще партизан… — он вдруг стиснул зубы так, что я услышал скрип и отчаянно сказал: — Если не возьмёте, я убегу, один буду…
— Парень, — Сашка помолчал. — В отряд тебя всё равно примут. Чего ты к нам рвёшься? Мы за три месяца два раза пополнение принимали. Первый раз — шесть человек. Двух уже нет. Второй раз — двоих, и один тоже уже погиб.
— Про вас уже вся округа знает, — он неловко улыбнулся. — Дубок, Тихий, Шалыга, Мак… Я с вами хочу.
