Наступил первый школьный день.
— Что ты волнуешься? Хочешь, я тебя провожу?
Алёша очень хотел, чтобы мама была рядом, но отказался:
— Я не первоклашка, до школы пять минут.
За калиткой появилось что-то белое, готовое улететь. Это трепетал прозрачный бант.
— Здравствуйте! — сказала Чиликина.
— Какая ты нарядная! — Алёшина мама была очень довольна, что у Алёши, который робеет (мама знала, что он робеет), такая смелая попутчица.
Мама поправила сыну воротничок и ещё раз дотронулась до его руки. Рука была холодная.
— Побежим! — предложила Наталья.
— Бежать не надо, времени у вас ещё много. Ты ему по дороге расскажи лучше про ваш класс…
Алёшина мама не сказала, что Алёше быстро бегать нельзя. Она скажет это в другой раз. А сегодня она всё-таки проводила их до конца тихой улочки.
* * *
Алёша с Натальей шли по опавшим листьям, по осенним лужицам не торопясь. Наталья болтала. Алёше было всё равно, про что она болтает. Ему хотелось её перегнать или, наоборот, отстать.
— Мы опоздаем. Что ты идёшь еле-еле? — сказала Наталья и побежала вприпрыжку.
Алёша пошёл быстрее. Они не опоздали, но класс уже был полон.
Иван Мелентьевич взял Алёшу за руку и подвёл его к парте, за которую села Наталья.
Зазвенел звонок.
— Ребята, — сказал учитель, — в нашем классе будет учиться Алёша Бодров. Ваш новый товарищ.
Алёша чувствовал, что все на него смотрят, все. А он смотрел только на свой ранец. Он держал ранец в руках и не поднимал глаз.
— Наташа будет над ним шефствовать. Ты возьмёшь шефство, Наташа?
— Возьму. — И Наталья подвинулась: — Пусть садится.
Иван Мелентьевич вернулся к столику перед классной доской. А Бодров продолжал стоять.
— Садись, садись, — зашептала Наталья. — На тебя все глядят. Садись!
Алёша сел.
Если бы Иван Мелентьевич обернулся, если бы он обернулся и спросил:
«Ты не доволен? Ты не хочешь сидеть с Чиликиной?»
Он угадал бы. Хотя Алёша, наверное, промолчал бы.
— Что же ты ранец не открываешь? Доставай ручку, — шептала Наталья. — Доставай тетрадки.
Алёша раскрыл ранец, достал ручку и тетрадь.
— Начнём с того, — сказал Иван Мелентьевич, — что выберем старосту.
Выберем старосту! Тишины как не бывало. Кижаева!.. Дуньку!.. Кислякова!.. Терентьева!..
Чиликина встала и подняла руку.
— Бодрова, — сказала она, — я предлагаю Бодрова!
Алёша уцепился за парту, точно она понеслась вскачь. А Чиликина спокойно села — парта стояла на месте. Только у Алёши колотилось сердце.
— Кижаева!! Кислякова! — шумели в классе. — Ваньку Сысоева! Кижаева!..
Иван Мелентьевич терпеливо ждал, когда прекратится перечень кандидатур. Были названы почти все. Тогда Иван Мелентьевич сказал:
— Довольно! Теперь стоит подумать, кого нам действительно выбрать.
Из-за парты поднялся мальчик.
— Что ты хочешь сказать, Кисляков?
— Давайте я буду собирать тетрадки, отмечать дежурных, а старостой не буду. Меня не надо выбирать. Я прошлый год был старостой, а Кижаев кричал, чтобы меня долой!
Кисляков уныло кончил. Видно, ему не хотелось расставаться со своею должностью.
— Всё. Я понял. Садись, — сказал Иван Мелентьевич и спросил: — Кижаев! Может, ты хочешь быть старостой?..
Кижаев сидел впереди Алёши. Совсем рядом.
— Не, — ответил Кижаев. — Я не хочу.
— Вот те раз! Почему? — поинтересовался учитель.
— Неохота. Давайте Дуньку выберем.
— Дуню, — поправил Иван Мелентьевич.
«Сейчас меня спросит…»— Алёша замер. Он смотрел на кижаевский затылок. Он тоже ответит, как Кижаев: «Мне неохота, мне неохота». Алёша уже был готов подняться. Но Иван Мелентьевич не предложил ему быть старостой. Он молча походил по классу и сказал:
— А что, если мы действительно выберем Дуню?
— На меня Кисляков будет обижаться, — откликнулась Дуня.
