— Вы не очень-то тактичны, — заметила Галина.
— Я тоже это заметил, — кивнул Павел.
— Возможно, — согласился Турецкий, — но это не преуменьшает мое желание докопаться до истины. Действительно, если Кошкина с Эндерсом еще с натяжкой можно назвать публичными людьми, а, стало быть, представить пусть надуманный, но мотив, то как быть с чиновником финансового ведомства, чья фамилия никогда не появлялась в газетах, а лицо в телевизоре? Вам не кажется это странным, Павел?
— Боже правый!.. — взмолился Павел. — Я вообще не понимаю, о чем вы говорите. Если все так, как вы рассказываете, тогда ищите серийного убийцу, убивающего методом случайного выбора, или… господи, да я понятия не имею, каким он методом убивает! Это ваша работа!
— Я понял, — вздохнул Турецкий. — Вы ничего не знаете и помочь не можете. Обычное дело, вам не нужно волноваться. В жизни всякое бывает, случаются даже такие казусы, что люди действительно ничего не знают.
Он приподнял воображаемую шляпу и направился к выходу. Его спину давило пронзительное молчание.
Телефон прорезался, когда он медленно спускался по лестнице, обдумывая последнюю сценку. Заголосил, как школьный звонок, извещающий о конце урока.
— Слушаю, — он схватил трубку.
— Здравствуйте, Александр Борисович, — покаянно вымолвила женщина, — простите, что не позвонила вам раньше. Узнала об этой неприятности от Брумберга. Мне так неудобно перед вами…
— Хороша неприятность, Екатерина Андреевна, — ухмыльнулся Турецкий. — А представьте, как мне было неудобно, когда я обнаружил за собой слежку. И что прикажете думать? Что за мной по следу идет наемный убийца? По вашей милости мне пришлось носиться по Москве, создавая аварийные ситуации, производить героический захват предполагаемого преступника…
— Это не преступник. Ей-богу, Александр Борисович, мне очень стыдно. Даже не знаю, как перед вами извиняться, оправдываться…
— А вы пообещайте, что больше так не сделаете. И будем считать, что инцидент исчерпан.
— Да, Александр Борисович, конечно… Считайте, что черт меня попутал…
— Нет, Екатерина Андреевна, вас попутал не черт. Вы прекрасно знали, что делаете, поскольку делали это осознанно. Вы не похожи на импульсивную особу, которая не ведает, что творит. Рассказывайте, что вас подвигло на сей неблаговидный поступок.
— Даже не знаю, как соврать… Ладно, скажу, как есть, — голос собеседницы окреп, — но вы сами отчасти виноваты. Почему убийство моего мужа окружено загадками? Он был не самой достойной личностью, сами знаете, почему, но это был мой муж, я его любила, у нас была семья. Милиционеры, которые меня допрашивали, почти не скрывали, что главная подозреваемая — это я. Хорошо, допускаю, такая версия имеет право на сушествование, но где остальные версии? Дело просто встало. Потом пришли вы. Этот непонятный эпизод то ли с Жанной, то ли с Анютой… Потом вы стали задавать какие-то странные вопросы. Не знаю ли я человека по фамилии Кошкин. Не знаком ли мне человек по фамилии Пожарский. Подтверждаю, что ни того, ни другого я не знаю. Но вы так многозначительно выразились, что этих людей уже похоронили. О чем вы? Моего мужа тоже похоронили. Я догадалась, что от меня будут скрывать все. А ведь я любопытная, Александр Борисович. Я не просто любопытная, я имею право знать, что произошло с моим мужем: кто его убил, почему убил, почему его смерть связывают со смертью людей, которых я не знаю, и до которых мне нет никакого дела?..
— Остановитесь, Екатерина Андреевна, я все понял. Понимаю вашу обиду. Вы не стали долго расстраиваться, вспомнили, что у вас на примете имеется частный сыщик, который уже однажды работал на вас. Ну, хорошо, если вам так не терпится узнать странную правду… Ваш муж был застрелен пулей восьмого калибра, выпущенной из пистолета «Браунинг». Днем ранее из того же оружия был застрелен гражданин Пожарский — чиновник Министерства финансов. Последующим днем — художник Кошкин, модный импрессионист. Определенные обстоятельства позволяют утверждать, что стрелял один человек.
— Какие обстоятельства? — голос вдовы задрожал, стал ломаться.
