Клодина в школе - страница 81

Шрифт
Интервал

стр.


Под ореховыми деревьями Анаис расписывает Люс своё завтрашнее платье. Я подхожу с явным желанием сказать какую-нибудь гадость и слышу:

– Воротник? Но воротника не будет! Платье из шёлкового муслина, спереди и сзади вырез, здесь, взгляни-ка, пусто и красная лента.

– «Капуста красная нуждается в нежирной каменистой почве», – учит нас бесподобный Берийон. Это как раз для тебя, правда, Анаис? Здесь, взгляни, капуста. У тебя будет не платье, а огород.

– Мадемуазель Клодина, чем упражняться в остроумии, сидели бы себе на песке, вас сюда не звали.

– Не горячись. Лучше расскажи про свою юбку, какими овощами ты её украсила? Так и представляю себе бахрому из петрушки!

Люс веселится от души. Анаис с оскорблённым видом удаляется. Так как солнце уже садится, встаём и мы.

Когда мы закрываем садовую калитку, раздаётся звонкий смех, он всё ближе и ближе: прыская пробегает Эме, преследуемая умопомрачительным Рабастаном, который обстреливает её осыпавшимися цветами бегонии. Торжественное открытие школы министром словно оправдывает флирт на улицах и в самой школе, судя по всему, тоже. За ними следует мадемуазель Сержан, бледная от ревности, хмурая; мы слышим, как через несколько шагов она взывает:

– Мадемуазель Лантене, я вас уже два раза спросила, вы собираете своих учениц полвосьмого?

Но сумасбродка Эме в восторге от того, что она может пококетничать с мужчиной и позлить свою возлюбленную, бежит себе дальше, и алые цветы осыпают её волосы и платье… Вечером её ожидает бурная сцена.

В пять часов учительницы с большим трудом собирают своих разбредшихся по всем углам воспитанниц. Директриса звонит в колокольчик, который обычно приглашает девчонок на завтрак, и прерывает бешеный галоп нашей четвёрки в банкетном зале под сенью цветов, украшавших потолок.

– А сейчас, – кричит она голосом, который приберегает для праздников, – вы пойдёте домой и ляжете спать! Завтра утром, в полвосьмого, вы все соберётесь здесь, одетые и причёсанные так, чтобы с вами больше не возиться! Вам раздадут вымпелы и флажки. Клодина, Анаис и Мари возьмут букеты. А остальное… увидите сами, когда придёте. А теперь идите. Не попортите цветы, когда будете проходить в двери, и чтобы до завтрашнего утра я о вас не слышала!

Потом она добавляет:

– Мадемуазель Клодина, вы выучили приветственную речь?

– Ещё бы! Анаис мне её сегодня уже три раза повторила.

– А… а раздача наград? – отваживается спросить чей-то робкий голос.

– Раздача наград – это как получится! Вероятно, я просто раздам вам здесь книги, а официального распределения наград не будет из-за торжественного открытия школы.

– А хор, «Гимн Природе»?

– Вы споете его завтра перед министром. Ну-ка уходите сейчас же!

Это заявление очень огорчило многих девчонок, которые ждали распределения наград как уникального в своём роде события, случающегося раз в год. Озадаченные, недовольные, они исчезают под убранными зеленью арками.

Усталые, но гордые жители Монтиньи отдыхают на пороге своих домов, созерцая результаты своего труда. Оставшуюся часть дня девочки пришивают ленты, пришивают кружева на край импровизированных декольте – готовятся к большому балу в мэрии!

Завтра утром, как рассветёт, парни раскидают по пути следования кортежа срезанную траву, зелёные листья вперемешку с цветами и лепестками роз. Если министр Жан Дюпюи останется недоволен, ему, чёрт возьми, не поздоровится.

Моим первым побуждением, когда я открыла утром глаза, было побежать к зеркалу – посмотреть, не раздулась ли за ночь щека. Успокоившись, я тщательно занимаюсь своим туалетом: погода сегодня замечательная, всего лишь шесть часов, у меня есть время хорошенько привести себя в порядок. Воздух сухой, и волосы ложатся аккуратным облаком вокруг головы. Лицо маленькое, как всегда немного бледное, с резковатыми чертами, но, уверяю вас, глаза и губы у меня ничего. Платье слегка шуршит; верхняя юбка из ненакрахмаленного муслина при ходьбе колышется и касается остроносых туфель. Теперь венок: ах, как он мне идёт! Прямо юная Офелия с эдакими загадочными тенями вокруг глаз. Ещё когда я была ребёнком, взрослые твердили, что глаза у меня совсем не детские; позднее их стали называть «неприличными».


стр.

Похожие книги