– Шатун, как тебе лучше? – прикинулся дурачком Головастик. – Связать или оглушить?
– Все едино, – отозвался Шатун.
– Договорились! – объявил Головастик полусотенному. – Иди сюда! Подержишь его, пока я вязать буду.
– Значит, добром не хотите… Тогда можете с жизнью прощаться. Вперед, братцы! Всем отличившимся по бадье браги!
Повинуясь приказу (правда, не весьма охотно), служивые сунулись в новую атаку, которая сошла на нет уже через несколько минут, когда выяснилось, что по крайней мере двоим из них уже никогда в жизни не придется побаловаться брагой. Урон, нанесенный нам, ограничивался подбитым глазом Ягана и моим вывихнутым мизинцем.
– Что же вы, подлецы, делаете! – плаксивым голосом сказал полусотенный, видя позор своего войска. – Из-за какого-то паршивого болотника своих братьев убиваете!
– Вчера утром ты нас своими братьями почему-то не считал.
– Подумайте хорошенько! Зачем нам из-за чужака ссориться! Я вам за него целую деревню отдам. Можете хоть три дня ее грабить! Ну, договорились?
– Надоел ты, заткнись!
– Ну хорошо же! Попомните вы меня, – прошипел полусотенный и действительно заткнулся, скрывшись в листве.
Отступили и его подчиненные, хотя их близкое присутствие ощущалось по треску ветвей и шороху листьев. На военном языке это называется перегруппировкой сил. Нам явно готовили какой-то подвох.
– Теперь надо ждать атаки сверху или снизу, – предположил Головастик.
– Снизу они не сунутся. Там ветки тоньше, – сказал Шатун. – А сверху навалятся. Видишь, уже кора сыплется.
Однако время шло, а нападение откладывалось. Служивые лазали над нашими головами, таскали туда-сюда что-то, перекликались между собой и теми, кто остался в карауле. Их целеустремленная, упорная деятельность начала не на шутку тревожить меня. Похожее чувство испытываешь в стоматологическом кресле, когда врач перебирает десятки зловещего вида инструментов, а ты не знаешь, который из них он собирается вонзить в тебя – вон тот ножичек с серповидным лезвием или ту спицу с крючком.
– Может, попробуем прорваться? – предложил Головастик.
– Прямо под бичи служивых? – с сомнением сказал Шатун. – Они, наверное, только этого и ждут.
Верхушки деревьев шумели на ветру, а здесь, в лесной чащобе, воздух был горяч, духовит и неподвижен. Зудела мошкара, равномерно гукала какая-то тварь. Суета служивых постепенно угасала, голоса стихли, нас неудержимо клонило ко сну.
Густая прохладная струйка пролилась мне прямо на макушку – как будто кто-то кринку сметаны опрокинул. Только уж больно запах у этой сметаны странный – так в оранжереях пахнут орхидеи. Я машинально коснулся головы, и рука моя сразу прилипла к волосам. С великим трудом оторвав ее, я принялся разнимать склеившиеся пальцы. Белую и тягучую, как латекс, массу невозможно было ни оторвать, ни соскоблить.
– Паучья кровь! – первым догадался Головастик. Точно таким же тоном, наверное, он возвестил бы о появлении косокрыла или шестирукого.
Ужас случившегося еще не дошел до меня, и, глянув на Головастика, я едва не рассмеялся: больше всего сейчас он напоминал ромовую бабу, облитую сливочным кремом.
– Прикрывайтесь хоть чем-нибудь! – приказал Шатун. – Ломайте ветки, отдирайте кору!
Однако было уже поздно. Паучья кровь – млечный сок лианы-тенетника – уже обильно пометила каждого из нас. Еще чуть ли не ведро этой пахучей гадости обрушилось на меня. Глянув вверх, в прогалину между листвой, я увидел двух служивых, перекручивавших, как жгут мокрого белья, толстый стебель тенетника. Уже невозможно было разнять ладони и оторвать спину от древесного ствола. Ресницы слиплись, уши заложило, рот был словно забит крутым кисло-сладким тестом. Не в лучшем положении находились и мои товарищи. В одну минуту дерево превратилось в огромную липучку, а мы – в беспомощно бьющихся на ней мух.
Все, подумал я. На этот раз на самом деле все. Не представляю даже, что нас может спасти.
И действительно, мы были побеждены, обречены на неподвижность, распяты без гвоздей и веревок. Но что, спрашивается, выиграли эти служивые? Ведь им позарез нужно вещественное доказательство победы – Шатун, если не живой, то хотя бы мертвый. Но приблизиться к нам, не рискуя жизнью, по-прежнему невозможно. Раньше этому препятствовали мы сами, а теперь – покрывающая все вокруг паучья кровь. Только шестирукие не боятся ее. Любого сунувшегося сюда служивого ожидает участь неосторожной щуки, решившей полакомиться попавшим в сеть карасем. Впрочем, нам от этого не легче.
