– Сбежал. – Головастик растерянно оглянулся по сторонам. – Вон бадья валяется.
– Плохо дело. Надо удирать.
Как бы подтверждая его слова, на заставе завыла дудка: ди-ди-ду, ди-ди-ду! Сигнал тревоги повторился еще три раза, и вскоре на него откликнулась другая дудка, как раз в той стороне, куда мы собирались бежать.
– Хорошо сигналят, – сказал мужичок. – Заслушаешься.
– А ты разве не идешь с нами? – удивился Головастик.
– Куда же мне с вами идти? Вы злодеи. А я человек тихий, простой. Опять же, Сухотье скоро. Едой запасаться надо, брагу варить.
– Прибьют ведь тебя.
– Может, прибьют, а может, и не прибьют… Виноват я, конечно. Отвечать придется. Да, может, помилуют…
– Ну и оставайся, дурак!
От крутопутья мы отрезаны, это было понятно всем. Слева и справа простиралась Прорва. Оставался единственный путь – по ровняге вперед. Но ведь и там тоже воет военная дудка.
– А тебя действительно Душегубом зовут? – спросил Яган, исподлобья глядя на Шатуна.
– На Вершени – да.
– Много раз я про Душегуба слышал, только вот не думал, не гадал, что придется встретиться.
– Жалеешь?
– Нет, – ответил Яган. – Нет.
То, с какой интонацией это было сказано, в других, менее нервозных обстоятельствах, несомненно, заставило бы меня призадуматься. Но в тот момент, каюсь, я не обратил на это ни малейшего внимания.
С тревогой в душе и мрачными предчувствиями мы выбрались на ровнягу. Особенно торопиться было некуда. Только что отобедавшие служивые особой прытью не отличаются. Да и впереди нас никто, кроме служивых, не ожидал. Я прикинул в голове некоторые варианты спасения. Если застава на ровняге немногочисленная, можно пробиться – служивые вступают в бой только когда пьяны, когда загнаны в угол или когда имеют подавляющее преимущество в силах. Можно до ночи схорониться в каком-нибудь укромном убежище, но места здесь чересчур людные, десятки глаз наблюдают за нами с плантаций. Лучше всего, конечно, было бы перебраться на ветвяк соседнего занебника, если бы таковой встретился на нашем пути. На Вершени это обычное дело – направленные во все стороны ветвяки соприкасаются, переплетаются и даже срастаются между собой. Но Головастик ничего определенного по этому поводу сказать не мог (у меня вообще создалось впечатление, что он здесь впервые в жизни), а рассмотреть что-либо в тумане, сегодня как назло особенно густом, было совершенно невозможно. Расспрашивать встречных кормильцев тоже не имело смысла. Завидев нашу компанию, они шарахались в сторону. Лишь какой-то нищий калека, не убоявшийся ни ножа Шатуна, ни бича Головастика, увязался за нами. Милостыню он не просил, а требовал. Причем в противном случае обещал нам все мыслимые и немыслимые кары. На добрые слова он не реагировал, на недобрые – тоже. В конце концов нищий отстал, но еще долго сзади раздавались его замысловатые проклятия. Лучшего способа демаскировки нельзя было и придумать.
Время близилось к полудню, и слева потянуло свежим ветерком, проредившим кое-где завесу тумана. Мы видели кормильцев, копошившихся среди молодых побегов масличной пальмы, пустые деревушки и узкие силуэты наблюдательных мачт, установленных вдоль ровняг в черт знает какие времена. Головастик, изо все сил старавшийся замолить свои вчерашние грехи, согласился залезть на одну из них. Рисковал он, учитывая ветхость мачты, весьма сильно.
– По ровняге за нами следом идет целая толпа, человек с полсотни, – проорал он сверху. – Отсюда толком не разглядеть, но, по-моему, это служивые.
– Далеко?
– Далековато.
– А впереди что?
– Трудно сказать… Очень плохо видно… Кажется, служивые поперек ветвяка расставляют цепь из кормильцев.
– Густая цепь?
– Да уж… человек от человека в трех шагах. Отсюда похоже на частокол.
– Больше ничего не видно?
– Вижу Феникса. Сидит на мачте, как и я. В тысяче шагов от этого места.
– Плохая примета, – буркнул Яган.
– Может, это тот самый? – предположил я. – И чего он к нам привязался?
– Фениксы не всегда приносят одну только беду, – сказал Шатун. – Не раз бывало, что они спасали людей. Правда, никто из спасенных не был потом этому рад.
– Странная тварь…
