– Ну а что? Они действительно так делают, – возразил Патер. – Едят мозги и пьют кровь, и все такое.
Каден покачал головой.
– Ничего подобного, Патер. Они такие же люди, как и мы, просто… извращенные.
– Они плохие! – убежденно воскликнул мальчик. – Поэтому их всех надо повесить или обезглавить!
– Они действительно плохие, – согласился Каден. – И мы действительно должны их казнить. Но не потому, что они пьют кровь.
– Вообще-то они могут пить кровь, – некстати заметил Акйил, тыча Патера под ребра, чтобы подзадорить его.
Каден снова покачал головой.
– Мы должны казнить личей, потому что они обладают слишком большим могуществом. Нельзя допускать, чтобы кто-то имел возможность искажать ткань реальности по своей прихоти. Только боги могут иметь такую власть.
Сотни лет назад Атмани, правители-личи, потеряли рассудок и едва не уничтожили весь мир. Каждый раз, когда Каденом овладевало сомнение в том, что личи заслуживают ту ненависть и поношения, которые их окружают, ему достаточно было вспомнить их историю.
– Слишком много власти! – воскликнул Акйил. – Слишком большое могущество! И это я слышу от человека, который, поцелуй его Кент, однажды станет аннурским императором!
– Если верить Тану, у меня в голове недостаточно мозгов даже для того, чтобы стать хорошим монахом, – фыркнул Каден.
– Тебе и необязательно становиться монахом. Ты ведь собираешься править половиной мира!
– Может, и так, – с сомнением протянул Каден.
Сейчас Рассветный дворец и Нетесаный трон казались невероятно далекими, словно смутное воспоминание о детском сне. Как знать, может быть, его отец будет править еще тридцать лет – лет, которые Каден проведет в Ашк-лане, таская воду, перекрывая крыши и получая побои от своего умиала, а как же еще.
– Я не против работы или битья, если я чувствую, что все это часть какого-то большого замысла. Но вот Тан… ему вообще нет до меня дела, я для него словно какое-то насекомое.
– Ты должен радоваться, – заметил Акйил, перекатываясь на спину и устремляя взгляд в несущиеся по небу облака. – Я всю жизнь из кожи вон лез именно для того, чтобы от меня никто ничего не ожидал. Разочарование окружающих – ключ к успеху!
Он повернулся было к Патеру, но Каден опередил его.
– И это тоже не воровская мудрость, – заверил он мальчика. Потом снова повернулся к Акйилу. – Знаешь, что Тан заставил меня делать на прошлой неделе? Считать. Он заставил меня пересчитать все камни во всех зданиях Ашк-лана.
– И тебя это огорчает? – спросил Акйил, тыча в него пальцем. – Да мне давали более трудные задания, когда мне не исполнилось и десяти лет!
Каден приподнял брови.
– Ты всегда был семи пядей во лбу, я знаю.
– И нет необходимости бросаться непонятными словами. Не все из нас выросли под руководством учителя-манджари.
– Не ты ли заявлял, что все знания, которые нужны человеку, он может получить от мясника, моряка и шлюхи?
Акйил пожал плечами.
– Без мясника с моряком можно обойтись.
Патер изо всех сил пытался поспеть за их диалогом, поворачивая голову то к одному, то к другому.
– Что такое шлюха? – заинтересованно спросил он, но тут же, вспомнив их предыдущую беседу, перешел к другому вопросу: – Если козу убил не лич, то тогда кто?
Сцена снова встала перед мысленным взором Кадена: разбитый череп, выскобленный дочиста.
– Говорю тебе, я не знаю.
Он снова посмотрел во двор. Его взгляд скользнул мимо каменных строений и гранитных утесов, туда, где солнце опускалось к бесконечным травянистым равнинам.
– Скоро стемнеет, – сказал он. – Если я не вымоюсь и не найду Тана до ужина, то мне придется еще хуже, чем той козе.
* * *
Умберский пруд представлял собой не столько пруд, сколько выемку в скалах в полумиле от монастыря. Белая река здесь приостанавливала свой бег, собирая силы в гулкой, неподвижной тишине, прежде чем перелиться через край уступа головокружительным водопадом, низвергаясь на сотни футов в глубокое ущелье, откуда затем ленивой змеей выползала на равнину далеко внизу. Для Кадена, привыкшего в детстве мыться в медных бассейнах, которые дворцовые слуги наполняли горячей водой, было настоящим потрясением, когда он понял, что в Ашк-лане единственное место, где можно помыться – это пруд за пределами монастыря. Однако за прошедшие годы он привык к этому. Вода здесь была обжигающе холодной даже летом, а зимой тем, кто отваживался искупаться, приходилось пробивать во льду прорубь; делали это ржавым топором с длинной рукояткой, который монахи специально оставляли между камней. Тем не менее после долгого дня, проведенного за тасканием черепицы под яростным горным солнцем, окунуться в холодную воду было, пожалуй, приятно.
