Уиниан, со своей стороны, выглядел торжествующим. Он поднимал свои скованные кандалами руки в сторону толпы, то ли благословляя, то ли защищаясь. «Несколько не к месту сказанных слов, и он может начать бунт прямо сейчас». Тем не менее через какое-то время, показавшееся вечностью, он все же повернулся и вошел в храм.
Внутри Храм Света выглядел, если это возможно, даже еще более внушительно, чем снаружи. Свет, заливающий пространство через все эти высокие окна, плясал на поверхности широких отблескивающих водоемов, бросая яркие волнистые отсветы на стены и колонны. На дне водоемов поблескивали брошенные молящимися монеты: медные светильники, серебряные месяцы, даже несколько золотых аннурских солнц от наиболее богатых. «Вот еще один источник дохода для Уиниана, – подумала Адер, только сейчас в полной мере осознавая размеры богатства и влияния жреца. – Еще один, который мы не облагаем налогом». На каждое из этих солнц можно было едва ли не полгода содержать солдата в полном доспехе – солдата, который вполне мог решить выступить против Нетесаного трона.
Эдолийцы, сопровождающие процессию, образовали кольцо и отгородили небольшое пространство в центре храма, сдерживая напор людей, жаждавших увидеть либо смерть, либо чудо. Адер вступила в это пространство вместе с ил Торньей, другими министрами и самим Уинианом.
– Здесь! – провозгласил Верховный жрец, обращаясь к толпе с вызывающей улыбкой. – Здесь я встречу свой Суд!
Ах вон оно что. Весь купол храма был сплошным стеклянно-хрустальным гимном свету – бесчисленные грани и фасеты, отражающие и преломляющие солнечные лучи в тысячах оттенков, – но наиболее впечатляющей деталью во всем этом была громадная линза, вделанная в самую сердцевину купола непосредственно над нефом.
Старый Семптис Годд объяснял Адер принципы устройства линз, еще когда она была совсем маленькой. Он показал ей, как при помощи круглого тщательно отшлифованного стекла можно разжечь небольшой костер во внутреннем дворе дворца. Адер хотелось посмотреть, что случится с муравьями, если испытать линзу на них, но учитель запретил ей это делать, заверив ее, что они сгорят с такой же легкостью, как и трава, но настаивая на том, что принцессе не пристало марать себя столь низменными занятиями. Сейчас Адер была рада, что пощадила муравьев, однако жалела, что не обратила больше внимания на лекцию Годда о линзах.
Там, на полу в центре нефа, в том месте, где линза фокусировала полуденные солнечные лучи, тусклым красным сиянием светилась каменная плита размером в квадратный фут; воздух над ней колебался. Долго это не могло продлиться – солнце подойдет к зениту, затем начнет медленно склоняться к горизонту, и камень остынет. Однако на протяжении минут десяти этот концентрированный поток света мог кипятить воду, превращать в уголь дерево – или же в одно мгновение дочерна сжечь плоть. Именно здесь жрецы столетиями приносили свои жертвы Интарре.
– Вот где я встречусь со своей богиней! – продолжал Уиниан, показывая на тлеющий камень.
Толпа ахнула, как один человек.
«Он не останется в живых после этого, – сказала себе Адер. – Это невозможно!»
Ил Торнья скептически посмотрел на камень.
– Но это не пламя.
Уиниан презрительно качнул головой.
– Это чистый поцелуй Интарры. Если ты сомневаешься в ее власти, – продолжал он, одним текучим движением стаскивая с плеч омофор и швыряя его в световой поток, – узри это!
Ткань вспыхнула еще в воздухе и опустилась на камень уже в виде горстки пепла. По толпе прошла волна возбуждения. Адер почувствовала, что ее вот-вот вырвет.
– Нет! – вскричала она, шагнув вперед. – Регент прав. Это не пламя. Этот человек потребовал Суда Пламени. Так пускай здесь будет настоящее пламя!
– Сколь мало принцесса понимает природу богини, – насмешливо проговорил Уиниан. – То множество форм, которые она может принимать. Когда я вступлю под ее горящий взор и не сгорю, весь мир узнает, кто здесь настоящий служитель Интарры! Ваша семья провозглашает, что ведет свой род от богини, но ее пути неисповедимы. Она лишила вас своей милости – а без ее милости кто вы такие? Не назначенные свыше покровители, но обыкновенные тираны!
