Наверное, она все же получила травму – утром голова болела так, что Люба не могла поднять ее с подушки.
Неужели нужна была Зоина смерть, чтобы понять, что за человек Максимов? Почему она не слушалась подругу? Эти мысли мучили еще хуже, чем головная боль.
Максимов ушел с балкона, увидев, что их обступили хулиганы, – вспоминать об этом было страшнее всего. Гораздо страшнее, чем о том, как она волокла окровавленную Зою на себе. Гораздо страшнее, чем о том, как она кидалась под колеса «скорой помощи», не зная, собьет та ее, не заметив, или остановится. Он мог бы крикнуть с балкона: «Я зову милицию!» – мог бы спуститься вниз. Но он предал их, и его предательство стоило Зое жизни.
На третий день он позвонил.
– Кажется, я погорячился, – сказал он нарочито небрежно.
Максимов тщательно делал вид, будто не знает, что произошло в его дворе. Люба поняла – он звонит не потому, что волнуется за нее или чувствует себя виноватым. Просто узнал, что Зоя умерла, и хочет разведать обстановку. Если бы Зоя поправлялась, он не объявился бы, ведь они расстались в ссоре.
Выяснять отношения с Борисом показалось ей невыносимым, и Люба сдержанно проинформировала его о случившемся. В ответ она выслушала порцию фальшивых сочувственных фраз, а потом Максимов сказал:
– Если бы я пошел вас провожать, это их не остановило бы. Зое нужно было не сопротивляться, а сразу отдать телефон, сейчас была бы жива.
– Я ничего не сказала о тебе, Борис. По моей версии мы просто гуляли по центру, а в этот двор зашли покурить.
– Молодец. Действительно, от моих показаний толку бы не было, я же ничего не видел.
Узнав то, что хотел узнать, Максимов простился с Любой. Никакой помощи он не предложил.
Стас никак не мог поверить, что в клинике больше нет Зои Ивановны. В положенное время вечернего обхода он ждал ее в реанимации, отвечая на телефонные звонки, надеялся услышать в трубке ее голос, а проходя мимо кабинета, невольно притормаживал: не позовет ли? Не придет, не позвонит и не позовет!
Тело Зои Ивановны лежало в судебном морге – ждали разрешения на захоронение. На Ивана было страшно смотреть – он словно застыл. Видя это, Колдунов вызвал его на беседу. Они несколько часов проговорили при закрытых дверях, но легче, кажется, не стало ни одному, ни другому.
Стас писал истории, когда в дверь ординаторской постучался профессор Максимов.
– Станислав Евгеньевич, я к вам для приватного разговора.
– Вы? Ко мне? – Стасу не удалось скрыть удивления.
– Да, именно. Дело в том, уважаемый Станислав Евгеньевич, что вы дежурили в клинике во время трагического происшествия с Зоей Ивановной...
– Да, дежурил.
– С ней вместе привозили еще одну девушку. Я имею честь быть ее женихом...
Стас чуть не подскочил на стуле. Максимов – Любин жених? Но это значит, что она не замужем!
– Так вот, – продолжал Максимов, – я хотел бы выяснить у вас один деликатный момент. Было ли в отношении нее совершено сексуальное насилие?
– Простите?
– Боже мой, что тут непонятного! Это же первое, о чем нужно думать, когда женщина побывала в руках подростков-наркоманов.
– Борис Владиславович, существует такое понятие, как врачебная тайна, – отрезал Стас.
Максимов тонко улыбнулся:
– Но я такой же врач, как и вы. Со мной вы можете свободно обсуждать своих пациентов.
– Спросите у нее сами.
– Вы, молодой человек, совсем не знаете женщин. Разве можно доверять им в этих вопросах? Конечно, она скажет, что ничего не было. Женщины всегда так говорят.
Стас поднялся:
– Дверь у вас за спиной, Борис Владиславович. Не смею задерживать.
Максимов кинул на него тяжелый взгляд, развернулся и вышел.
А Стасова душа пела: не замужем, не замужем!
Он набрал Любин домашний номер, но никто не ответил. Стас безрезультатно звонил весь вечер, а потом догадался: Люба хлопочет насчет завтрашних похорон.
Проститься с Зоей пришло столько народу, что маленькая церковь на Красненьком кладбище, где проходило отпевание, не смогла вместить всех. Стас стоял на улице, глядя на серую громаду виадука, и слушал речитатив священника, доносившийся из распахнутых дверей. По виадуку плотным потоком шли машины, в двух шагах от кладбища резал глаз красно-белый купол цирка «Шапито», а к расположенному тут же парку аттракционов весело направлялись мамы с детьми.
