– Что-то не слышу уверенности в голосе, – пробурчал редактор. – Люба, мы должны держать руку на пульсе эпохи. Это в перестроечные годы модно было создавать литературные произведения на тему «Ты дерьмо, я дерьмо, будущего нет», а сейчас совсем другая история. Все должно быть о’кей! Счастливая семья, любимая работа, белоснежная улыбка – вот к чему надо стремиться.
«Можно подумать, я не стремлюсь, – вздохнула Люба и убавила огонь под бурлящей картошкой. – Редактор то в одну крайность бросается, то в другую. Раздвоение личности прогрессирует, вот он и дает мне противоречивые указания в зависимости от того, в какой ипостаси находится. То речи об искусстве, то призывы работать по стандартам массовой культуры. Позитива в конце концов можно набраться в любом рекламном ролике, и Владимир Федорович прекрасно это знает».
Спохватившись, Люба заверила редактора в том, что позитив во второй части будет литься рекой, и попрощалась. Нарезала хлеб, достала кое-какие закуски из холодильника. Зоя и не думала ей помогать. Счастливая, ей не нужно показывать свою домовитость, ее ведь любят так, как она есть. В медицине это называется in situ, то есть в переводе с латыни, в первоначальном виде, некстати вспомнила Люба.
Но что же все-таки случилось с редактором? Откуда вдруг эта тяга к позитиву? Ведь еще вчера он высказывался о мелодрамах так, что профессор Максимов принял бы его в своем доме как родного и с радостью пожал бы руку единомышленнику.
Наверное, он показывал ее синопсис в какой-нибудь телекомпании, и ему сказали, что это «неформат», догадалась Люба. Вот он и хочет исправить положение. Что ж, счастливой семьи у нее нет, работы, может быть, тоже скоро не станет, из всего соцпакета останется только белоснежная улыбка.
И где она возьмет позитив в таких обстоятельствах?
Диана Розенберг принесла в беседку вазу с цветами и поставила ее в центр стола. Стройная, светловолосая, в легком платье с длинной прямой юбкой и строгим треугольным вырезом, она была похожа на героиню английского романа.
Поправив цветы, чтобы букет смотрелся лучше, Диана остановилась на пороге.
– Чай будем пить?
– Давай попозже. – Зоя вытащила из сумки сигареты.
– Тогда я пойду?
– Куда? Ты разве не посидишь с нами?
– У вас деликатный разговор, – улыбнулась Диана.
– Как же мы без хозяйки? – вмешалась Люба. – Будто заговорщики на конспиративной квартире. Мне скрывать нечего. Только если Таня будет против...
– Что вы, девочки! – Таня, уютная пухленькая блондинка, подошла к Диане и обняла ее за талию. – У меня от Дианы нет секретов, наоборот. Мне лучше будет рядом с ней вспоминать самые грустные годы своей жизни.
– Ну, тогда занимайте места за круглым столом, и конференцию «Борис Максимов как муж. Реальность и перспективы» будем считать открытой. На повестке дня один вопрос – стоит ли Любе выходить за этого гражданина?
Таня кашлянула и сказала:
– Нет.
– Что – нет?
– Не стоит.
– Что ж, если уважаемая Люба согласна с предыдущим оратором, заседание окончено, – ухмыльнулась Зоя и закурила. – Что скажешь, Любаша?
– Я не знаю. – Люба смутилась.
– Господи, да что тут знать! Достаточно посмотреть на его рожу! – темпераментно воскликнула Зоя.
– Не все, знаешь ли, могут быть Антонио Бандерасами.
– Теперь ты видишь, Таня, что я не зря тебя побеспокоила! Понимаю, тебе неприятно ворошить прошлое, но негативный опыт человека облагораживается, если из него выходит польза для будущих поколений.
Таня кивнула и нерешительно тронула Любу за плечо:
– Я десять лет прожила с Борисом. И могу точно сказать, что вы не будете с ним счастливы.
– Таня, вы же меня в первый раз видите и совсем не знаете.
– Зато я знаю Максимова. Вы, может быть, думаете, что я была плохой женой? Не смогла найти с ним общего языка или требовала слишком многого? В чем еще упрекают жен, когда распадаются браки? Вы думаете, что будете для него лучшей женой, чем была я, и сами обретете счастье? Но вся загвоздка в том, что женой в полном смысле слова вы не будете. А будете бесплатной прислугой, только и всего. И зачем вам это надо? По правде сказать, он и любовник-то не очень хороший...
