Саня вспомнила, что сегодня действительно четырнадцатое февраля, и совсем пала духом, почувствовав себя чужой на этом празднике жизни. Но крем все-таки нужен… Как узнать, какой именно? Спросить неудобно. Можно, конечно, взять самый дешевый… Или лучше тот, на который сегодня объявлена скидка? Она мрачно смотрела, как другие женщины со знанием дела и с любовью перебирают тюбики и бутылочки с загадочным содержимым, и думала, что, родись она красивой, у нее была бы совсем другая жизнь.
Будь она красавицей, могла бы часами сидеть перед трюмо, умащая себя кремами и лосьонами… На самом деле вид собственной физиономии в зеркале вызывал у Сани только желание поскорее отвернуться. Она старалась вовсе не думать о том, как выглядит, считая, что теперь, когда она практически вышла из брачного возраста, ее вид никого не интересует.
— Саня, привет! — из-за перегруженной товарами тележки ей махала Наташа.
Саня улыбнулась, схватила первый попавшийся крем и подошла к подруге. Та совершала шопинг в компании Петьки и Дмитрия Дмитриевича Миллера. Петька прочно застрял возле стеллажа с игрушками, а профессор тупо толкал перед собой тележку, изображая изнемогающего древнеримского раба.
С Саней он еле поздоровался.
— Хорошо, что я тебя встретила, — сказала Наташа. — Знаешь, я купила Анатолию Васильевичу хороший коньяк, ты передашь ему?
— Попытаюсь. Только он вряд ли возьмет.
— Но мне так неловко! Он же не взял за ремонт моей машины ни копейки.
— Господи, Наташка! Папа относится к тебе как к родной. Это все равно, как если бы он мне ремонтировал машину за деньги.
— Но у вас нет машины, — внезапно включился в беседу Миллер. — Знаете, Александра Анатольевна, не могу сказать, что мне нравится поступок вашего отца. Наташа не бедствует и вполне может оплатить услуги автомастерской. Теперь же она чувствует себя обязанной.
Саня засмеялась.
— Вы, Дмитрий Дмитриевич, глупости говорите! Какие счеты могут быть между близкими? Наташа два года вела наше хозяйство, когда умерла мама, и это мы с отцом у нее в долгу, если уж на то пошло. Вы не можете судить со стороны и определять, кто из нас кому обязан.
Миллер фыркнул и уничтожающе посмотрел на них с Наташей. Саня испугалась, что своей отповедью могла заложить фундамент для ссоры между женихом и невестой, да еще в День святого Валентина, поэтому быстренько замолчала.
Наташа заглянула в Санину корзину, где сиротливо лежали пачка пельменей, батон, двухсотграммовый кусок колбасы и крем для рук.
— Бери всего побольше, — предложила она. — Я на машине, могу тебя подвезти.
При этих словах лицо Миллера страдальчески исказилось, и Саня решила пожалеть человека: соврала, что только вчера заполнила холодильник.
Не успела компания рассчитаться на кассе, как у профессора затрезвонил мобильный.
Звонили, конечно же, из клиники.
— Вот нет, чтобы позвать меня на два часа раньше! — Миллер хлопнул крышкой телефона. — Не пришлось бы тут любоваться, как ты перебираешь всякие шмотки. И почему ты, Наташа, все время таскаешь меня с собой на шопинг? Ты же знаешь, что я этого не выношу!.. А вы, Александра Анатольевна, не хотите поехать со мной в клинику? — Он повернулся к Сане. — Вы, конечно, не обязаны, и я пойму ваш отказ…
— Разумеется, я поеду, — сказала Саня, как обычно, не дав ему договорить фразу. «Нужно хоть раз не перебивать его, — подумала она, — тогда, может быть, мне удастся услышать, что я лучше всех провожу наркоз при нейрохирургических операциях. А может быть, и нет. Может быть, он всего лишь хотел сказать: но ваш врачебный долг помочь мне!»
Она знала, что Миллер отличает ее среди других врачей анестезиологической и реанимационной службы, но никогда не слышала об этом из его уст. Когда ему приходилось работать ночью или в выходной, а Саня дежурила в клинике, то он всегда приглашал в операционную именно ее.
Однажды дежурство выдалось очень напряженным. До трех ночи Саня работала в операционной, не имея возможности даже выпить чашку кофе, чтобы взбодриться. Наконец поток больных иссяк, и она прилегла немного вздремнуть. Но стоило ей закрыть глаза, как Миллер потребовал ее немедленной явки в нейрохирургию. Саня пробормотала, что сейчас не ее очередь, на что услышала: «Вы хотите сказать, что отказываетесь выполнять свои прямые обязанности?»
