Его не затащат обратно. Обратно в пещеру.
В темноту.
Он закрыл глаза. Сел на пол. Вернулся — вернулся в свое любимое место, свое священное место. Он попытался расслабиться, но не сумел. Все из-за шума. Из-за людей. Что они там делают? Суетятся, галдят, визжат покрышками своих машин; их голоса плавают в воздухе. Они говорят. Говорят, и говорят, и говорят. Вечная болтовня, а смысла — чуть. Как помехи на радио. Обычный шум. Ужасный шум. От шума у него болела голова.
И тут он увидел мальчика.
Его вытащили из жертвенного чертога. Он брыкался, визжал, толкался, дрался. Плакал.
И Пол зарылся лицом в ладони. Закрыл уши, чтобы туда не поступал шум. Звуки плача. Плачущий мальчик…
Нет, нет…
Не в этом же дело. Он никогда этого не хотел.
Никогда, нет… Все должно было быть не так. Он пытался это предотвратить. Пытался… И вот что из этого получилось.
Мальчик не унимался.
Покачиваясь вперед-назад, Пол начал напевать, чтобы заглушить шум и отогнать злых духов.
Он бормотал слова старых песен. Песен счастливых времен. Хороших времен. Песен общности, братства, сплоченности.
Но это не помогало: он все равно слышал вопли мальчика. Представлял его слезы и чувствовал его страх.
Наконец шум прекратился. Мальчик перестал кричать.
А может, рот его закрылся, но крик продолжался внутри. Остались только люди в синих костюмах и их шумиха.
Он рискнул выглянуть из убежища — и сразу увидел, что они устремились к жертвенному чертогу.
Он знал, что они там найдут.
Он нырнул обратно. Сердце бешено билось в груди.
Он знал, что они там найдут. Знал…
А еще он знал, что они не остановятся. Они продолжат искать в его доме. Они его найдут. А потом… Потом…
Нет, так нельзя. Нельзя.
И он свернулся в клубок. Он снова стал младенцем, вернулся в материнскую утробу.
Тогда он был счастлив.
Он лежал, свернувшись клубком. Он надеялся, что его не найдут.
По крайней мере, он не в пещере.
Уже неплохо.
ГЛАВА 7
— Именно, — сказал Фил. — План действий.
Ему хотелось поскорее выбраться на поверхность, ощутить солнечный свет на своей коже, набрать полные легкие свежего воздуха. Но пока что он не мог этого сделать.
— А что рассказал парень, который позвонил в полицию? — спросил он у Микки.
Тот сверился с записями.
— Их, в общем-то, было двое. Бригада по сносу. Тут должны построить новый район. Их обоих отвезли в больницу: искусанному нужна медицинская помощь. Он все время что-то твердил о комиксах… Наверное, состояние шока.
— О комиксах? — нахмурился Фил.
— «Дом тайн» и «Дом секретов», — сказал Микки, и ему даже не пришлось заглядывать в блокнот. — История о двух братьях, которые постоянно друг друга убивают. А между их домами — кладбище.
— Ясно. Нужно будет…
Он осекся, снова уставившись на клетку. Весь этот умело инсценированный ужас не давал ему покоя. Клетка, цветы, знаки на стене, верстак, похожий на алтарь… В свете ламп подвал и впрямь напоминал сцену в гнетущем ожидании актеров, которые еще не знают, что спектакль отменили. В животе у Фила похолодело. Но эта атмосфера будила в нем и иные чувства, прежде всего — странное восхищение. Он восхищался мастерством ремесленника, его трудолюбием, усердием… Клетка была настоящим произведением искусства.
Он подошел ближе, чтобы пощупать отполированную кость. Коснуться ее, исследовать, возможно, даже погладить — но при этом и убежать от нее, отпрянуть, забыть. Не сводя глаз с диковинного сооружения, Фил чувствовал, что голова у него кружится от восторга, а внутри все обмирает от гадливости. Повинуясь смутному импульсу, он протянул руку, обтянутую латексной перчаткой…
— Шеф?
Фил сконфуженно заморгал, словно выйдя из транса. Голос Микки вернул его к реальности.
— Думаю, тебе будет интересно.
Один из полицейских светил фонариком в угол. Фил с Микки подошли поближе. За букетом увядших цветов был спрятан целый набор садовых инструментов: лопатка, вилы, серп и нож.
— О господи… — только и смог вымолвить Фил.
Микки пригляделся к инструментам.
— Наточенные?
Потемневшие, обшарпанные черенки, но лезвия оказались острыми как бритва. Серебристая гладь металла отражала свет фонарика, шарящего по углам.
