Алешина судорожно закашлялась, удерживая ладонью запрыгавшие на груди бусы.
— У Федотова жил попугай, который постоянно кусался, и все пальцы у него были в шрамах.
Алешина выставила вперед ладонь, словно защищаясь:
— Я поняла, поняла… Ты считаешь, что в ту ночь в доме был Адвокат?! И он убил Федотова и Исхакова?
— Он же был близок к покойному профессору… И они пропали в одну ночь. Разве это не подозрительно?
— Я не могу представить его в роли убийцы, — пробормотала Алешина. — Хотя… В состоянии аффекта люди делают немыслимые вещи.
— Хорошо, пусть это был не он, пусть он просто перестал приходить в институт после смерти своего покровителя. Но ты навела меня на мысль — нападавший точно был из этого клана, резчиков по органике! Я не верю в поножовщину между старыми друзьями-профессорами!
— Да никто и не верил, — мрачно заметила Алешина. — Следствие слишком быстро свернули. Я даже не знала, что девочка давала какие-то показания, которые обернулись против Федотова… Понятно, если она запомнила такую характерную руку, следователю не надо было далеко ходить в поисках подозреваемого. Я до сих пор не могу вспоминать тот день, когда мы все узнали. Для меня это был двойной шок. Я уважала обоих, как людей и как ученых, считала их образцами человеческой порядочности… И тут такой ужас. Знаешь, про Адвоката даже никто и не вспоминал… Тогда в лаборатории творился такой хаос, потом ее переформировали. Все проекты Исхакова закрыли. Я ушла на другую подработку, тоже на органику, потом защитила диплом, поступила в аспирантуру. И так получилось, что постепенно я сделалась первым экспертом в Москве по редким пластикам и материалам, снятым с производства. На эту тему у меня и кандидатская диссертация была. «Еще к вопросу о термической обработке полиэфира в азотной среде». Как-то так это называлось…
Алешина махнула рукой:
— И все это теперь очень далеко. Я давно ушла из науки, но она дала мне базу, основу для всего, что я сейчас делаю. Точность моей экспертизы всегда приближается к ста процентам. А экспертов по старым пластикам очень мало. Я прилично зарабатываю, кое-что покупаю, продаю. Конечно, когда я услышала, что будет распродаваться коллекция Исхакова, меня это потрясло. Прошлое вдруг воскресло. Я вспомнила свои ночные смены, Адвоката, его опыты с пластиками. Один из последних процессов меня особенно интриговал. Я уже кое в чем разбиралась, и у меня возникла мысль, что Адвокат пытается воссоздать фатуран. Могу только сказать, что в процессе запекания участвовал мелко истолченный янтарь цвета черри. Это, знаешь, самый низкопробный сорт янтаря, его можно просто раздавить пальцами, столько в нем мусора, песка, мха, прочих вкраплений. Но покупателям нравится красноватый цвет, поэтому черри часто подделывают с помощью красителей. Спасибо, и рассчитайте нас, пожалуйста!
Последние слова относились к официантке, вернувшейся с подносом. Девушка отправилась к кассе. Алешина перегнулась через стол:
— Он все-таки сварил его, этот фатуран, изумительного вишневого цвета. Настоящий, тяжелый, будто маслянистый на ощупь. Он дал мне подержать несколько бусин. Во всяком случае, это было что-то очень похожее на фатуран. Адвокат от радости даже разговорился и преподал мне урок, в полевых условиях, так сказать. Научил отличать подлинный бакелит от фейкелита. Критериев подлинности фатурана, как известно, нет. Есть один критерий — время создания изделия, оно не может быть позже сороковых годов прошлого века. Именно тогда на Ближний Восток перестал поступать европейский бакелит, служивший основой для создания фатурана. Адвокат был так опьянен своим успехом, что посвящал меня во все стадии производства. При мне нагревал и прессовал под давлением смолу, формовал бусины, полировал и сверлил, при мне попробовал нанести узор резцом. Узор очень простой.
Алешина открыла сумку, достала блокнот и ручкой начертила большой овал, рассеченный тремя линиями.
— Похоже на латинскую литеру «Y».
— Спинка сверчка, — Александра чуть шевельнула внезапно пересохшими губами.
— А неделю спустя Исхаков пригласил меня к себе в кабинет, надо было отнести в лабораторию какие-то бумаги. И у него на столе лежали четки из фатурана темно-вишневого цвета. Изумительной красоты четки. Я обратила внимание, что они выглядят совсем как настоящие. Бусины были нанизаны на шелковый шнур, который заканчивался кистью. Кисть была далеко не новая. Это придавало всему изделию старинный вид. Исхаков заметил мой взгляд и предложил взять четки в руки, оценить их красоту. Он говорил об оттоманском фатуране, как влюбленный жених о своей невесте. Наверное, я тогда впервые начала понимать, что такое настоящий коллекционер. Со всеми отклонениями от нормы. Вопросов я не задавала, хотя знала, что четки поддельные.
