— Мне кажется, — продолжал Штромм, — что в ту ночь, когда убили ее отца, убили и будущее Ольги. Ей так и осталось двенадцать лет. Нет, она адекватна, дееспособна, но ей нужно постоянное руководство. Пока я мог, я все делал для нее. Пятнадцать лет… Приезжал из любой точки мира по первому звонку. Своих детей мне Бог не дал, семьи у меня нет, так что, наверное, в какой-то мере она мне заменила дочь… Неизвестно еще, кто из нас кому должен быть благодарен!
Александра с молчаливым удивлением отметила, что на лице Штромма появилась язвительная улыбка, противоречившая его чувствительной тираде.
— Никаких указаний я вам давать не стану, — улыбка Штромма стала еще шире, что не сделало ее приятнее. — Здесь рецептов быть не может. Доверяю вашему знаменитому чутью.
— Да, кстати, о чутье… — медленно, словно просыпаясь от тяжелого сна, проговорила Александра. — Кто рекомендовал меня вам?
— Это давнее-давнее дело, — Штромм словно забыл улыбку на неподвижном лице. — У меня была старая добрая знакомая в Москве, она знала всех на свете. Я имею в виду тех, кто торгует антиквариатом, конечно. И как-то в разговоре она упомянула вас, сказала, что вы — самый честный человек в этой области. И потому никогда вам не стать богатой!
— Кто же эта ваша знакомая? — изумленно спросила художница.
— Альбина Гуляева. У нее когда-то был собственный магазин, но потом она стала сильно болеть, ноги отказывали, она больше не могла заниматься делами. Сейчас она уже в лучшем мире.
Штромм вздохнул, искренне или притворно — понять было невозможно. Александра не сводила с него глаз. Закат догорел, стремительно стемнело, и лицо ее спутника сделалось почти неразличимым.
— Альбина была небезгрешна, как все мы, но ее мнение для меня всегда много значило, — закончил Штромм. — Поэтому, когда мне понадобились услуги посредника, я вспомнил о вас.
— Альбина была моим лучшим другом, — проговорила Александра. — Мне было тяжело ее потерять.
— Я рад, что вы умеете дружить, — Штромм повернулся и взглянул на дом, белевший в конце аллеи. — В наше время это редкое качество, а Ольге очень нужны друзья.
И направился к дому, больше не делая попытки взять Александру под руку, за что она была ему благодарна. Хотя этот человек, внушавший ей больше опасений, чем доверия, и сослался на знакомство с Альбиной, художница не могла отделаться от тягостного ощущения. «У него жесткий взгляд, фальшивая улыбка… И все эти разговоры об опекаемых сиротах…» Александра понимала, что, возможно, несправедлива к человеку, сразу вызвавшему у нее безотчетную неприязнь, но ничего не могла с собой сделать. Эдгар Штромм не нравился ей, несмотря на то что спас ее от безденежья в самый критический момент.
* * *
Их ждали — по мере приближения к дому, белевшему в глубине темного, еще безлистного сада, Александра все яснее различала кого-то за калиткой. Фонарь освещал фигуру сзади, рисуя золотой контур вокруг головы, покатых плеч, обводя руку, лежавшую на перекладине калитки. В сумерках послышался низкий, теплый женский голос:
— Как вы поздно, дядя! Вам же в аэропорт!
— Успею, все успею, такси ждет за воротами! — Штромм быстро подошел к калитке и распахнул ее, жестом подзывая Александру: — Ну, дамы, знакомьтесь!
Он представил Александру хозяйке дома, и Ольга, судорожно кивнув, протянула руку:
— Я вас ждала!
Рука, которую пожала Александра, оказалась холодной, влажной, странно вялой, словно лишенной костей. Художница произнесла, стараясь попасть в приветливый тон Штромма:
— Очень рада! Надеюсь, смогу быть полезной.
— В дом, в дом! — Штромм торопил Ольгу, слегка хлопая ее по плечу, так что сползла вязаная шаль, в которую куталась молодая женщина. — И немедленно кофе! У нас не больше получаса, потом прыгаю в такси и улетаю!
Ольга направилась к крыльцу. Штромм, не глядя, привычным жестом запер изнутри калитку, вслепую найдя нужный ключ на связке.
— Не смущайтесь, — бросил он Александре, которая стояла рядом, не решаясь последовать за хозяйкой. — Она хорошая девочка, вы должны поладить!
…Художница опустилась в глубокое кресло, накрытое пледом, другим пледом хлопотавшая вокруг Ольга тут же накрыла колени Александры. Та, чувствуя неловкость, поблагодарила: