— Я решилась, — внезапно повысила голос блондинка. — Возьму вот эти охотничьи медальоны. Непонятно, правда, где они в мае берут дичь.
— На куриной ферме… — иронически протянула ее спутница. — Я тоже попробую.
Александра, на которую так и не обратили внимания, хотя она стояла в двух шагах от столика, медленно спустилась по ступеням, прошла через стоянку. Машин заметно стало меньше. Один за другим автомобили выезжали в распахнутые кованые ворота. Проходя мимо того места, где стоял автомобиль, с водителем которого беседовала во время аукциона Ольга, Александра заметила, как в крупнозернистом песке на обочине что-то матово блеснуло. Она сделала шаг в сторону, склонилась…
Через мгновение на ее ладони лежал маленький полупрозрачный кубик медового цвета, бакелитовый кубик от настольной игры советских времен. Его грани были покрыты белыми точками, символизировавшими цифры от единицы до шестерки.
Александра медленно сжала кулак и пошла к серебристому седану, в котором ее ждала Ольга.
— Надо бы позвонить Штромму, — сказала она, усаживаясь в машину. — Наверное, он волнуется.
— Я думаю, ему уже позвонили десятки людей и рассказали десятки разных историй! — иронично ответила Ольга, поворачивая ключ в замке зажигания. — Знаете, я ужасно есть хочу. Давайте поедем в Москву, пообедаем. Вы, может, не поверите, но я очень давно не была в Москве…
Ольга водила машину уверенно, плавно. Спокойно разрешала себя обгонять, чуть прижимаясь к обочине, философски замечая: «Этот спешит, а мы — нет!»
— Вы давно за рулем? — спросила художница.
— С пятнадцати лет… — ответила Ольга. — Машина от отца осталась, я не разрешила продавать, хотя мама хотела. Меня дядя понемногу научил водить, а на права я позже сдала, конечно. Когда живешь за городом в таком поселке, как наш, даже хлеба без машины не купишь. Конечно, в сельском магазине, куда я ездила, все знали, что мне пятнадцать лет, но никто не донес, что я сама сижу за рулем…
Ольга довольно засмеялась, словно вспомнила нечто очень приятное, и добавила, уже серьезно:
— Это ведь сейчас сплошные интернет-магазины продуктов, службы доставки круглосуточные по всей области, а тогда было не так…
— Все-таки, извините, я поражаюсь, как вы остались одни в загородном доме… — не выдержала Александра, возвращаясь к мучившей ее уже сутки мысли. — Понимаю, что вы были не одни, с вами находился кто-то… И все же… Вы приняли очень необычное решение.
— И я сумела его отстоять, что еще более удивительно! — заметила молодая женщина, кивая в такт словам собеседницы. Она не сводила глаз с дороги. — Все были против. Мама — та просто военные действия начала, чтобы дом продали, а я бы жила с ней. Дядя тоже отнесся скептически, хотя он-то всегда говорил, что у меня есть характер и я многое могу сама. А я поставила на своем, как видите.
Ольга быстро взглянула на Александру, словно ожидая расспросов, но художница промолчала. Она видела, что Исхакова сама очень хочет что-то рассказать, и не хотела на нее нажимать. «К тому же нужных вопросов я все равно сформулировать не сумею… Я ее совсем не знаю, неизвестно, что может ее задеть!» Александра отвернулась к окну, глядя на стройные ряды бегущих вдоль обочины сосен и берез. Смешанный лес оборвался просекой, по которой далеко, к синеватым холмам, уходили линии ЛЭП. Машина мягко поднялась на мост, внизу ртутно блеснули железнодорожные пути. В сторону Москвы медленно двигался длинный товарный поезд.
— Если бы продали дом, продали бы и всю коллекцию, — после долгой паузы проговорила Ольга. — Мама ни за что не стала бы ее хранить. А для папы это была вся его жизнь, даже важнее жизни. И потом… Я все равно не смогла бы жить с новой маминой семьей, мы бы не ужились. Я это чувствовала. И… куда мне деваться? Дядя не смог бы меня взять к себе. Он почти не появлялся в Москве, официально он мне не родственник. Кто бы такое разрешил…
— А других родственников не было? — осторожно спросила Александра.
— Как же, были! — бросила Ольга с явным пренебрежением. — Сразу откуда-то появились — троюродные, четвероюродные, со всех концов света. И все — любящие родственники…
