Поэтому, когда Цезарь узнал, что предательские действия египетских министров сделали его первоначальные намерения ненужными, он принял решение торжественно войти в Александрию, остановиться в ней на несколько недель и вмешаться во внутренние дела Египта, имея целью продвижение и укрепление своей власти.
Выполняя эту задачу, на сушу высадилось его четырехтысячное войско, и Цезарь во главе колонны воинов направился к царскому дворцу. Ликторы несли перед ним фасции (в Древнем Риме пучок прутьев, перевязанный ремнем, служивший при республике атрибутом власти высших должностных лиц [диктатора, консула, претора], а позже, в период империи – императора и императорских легатов. Фасции несли ликторы впереди должностных лиц. За чертой города в фасции втыкались небольшие топорики в знак того, что вне города [прежде всего в походе] должностное лицо имело право казнить гражданина. В фасции диктатора топорики были воткнуты и тогда, когда он находился в черте города. Фасции были заимствованы у этрусков. Изображение фасции с воткнутым топором было использовано в качестве эмблемы итальянскими фашистами. В Москве фасции с топором [в металле] можно увидеть в ограде Александровского сада. – Ред.) с боевыми топориками. Но как только эти зловещие символы (то, что в фасции воткнуты топорики. – Ред.) увидела толпа, она хлынула к ним, и на какое-то время настроение толпы стало опасным и угрожающим. Молодой царь со своим двором все еще был в Пелусии, где его армия заняла оборону, ожидая атаки войска Клеопатры, но в Александрии было определенное количество войск, оставленных в качестве гарнизона, и как среди этих людей, так и среди разнородного населения города, вероятно, нашлось немало тех, кто понимал значение фасций. Город был полон римских изгоев и перебежчиков, которым это напоминание о том, что у Римской державы длинные руки, не могло не принести дурных предчувствий и страха. Для них официальное вступление в город Цезаря означало установление тех законов, от которых они бежали, в то время как многим возбужденным людям в толпе казалось, что это торжественное шествие – накрывающая Египет мрачная тень Рима, угроза которой так давно висела над ним. Со всех сторон говорили, что такое официальное вступление в столицу Египта является оскорблением царского величия; да так оно и было на самом деле, хотя это мало тревожило Цезаря, который в тот момент прекрасно сознавал свое недосягаемое положение среди римских консулов.
Город был в волнении, и в течение нескольких дней после воцарения Цезаря в дворцовых покоях на улицах продолжались беспорядки, и несколько его солдат были убиты в различных частях города. Поэтому Цезарь спешно послал корабль в Малую Азию с приказом прислать подкрепления и принял меры, необходимые для обеспечения своей безопасности от внезапного нападения. Вероятно, Цезарь не предполагал, что александрийцы отважатся начать против него боевые действия, пытаясь изгнать его из города, но в то же время он не хотел рисковать, так как на тот момент уже порядком устал от войн и резни (с 58 по 49 г. до н. э.
Цезарь воевал, с небольшими перерывами, постоянно. Но отдохнуть ему не удастся – впереди сражения с войском Птолемея, затем разгром сына Митридата VI Фарнака [о чем Цезарь сообщил в Рим: «Пришел, увидел, победил»], в 46 г. до н. э. разгром [настоящая бойня] приверженцев Помпея при Тапсе [провинция Африка] и, наконец, победа при Мунде в Испании над легионами, которыми командовали сыновья Помпея, – в 45 г. до н. э. А в 44 г. до н. э. Цезаря убьют заговорщики. – Ред.). Дворец и казармы царских войск, в которых разместились теперь его войска, были построены в основном на мысе Лохиас, и их легко можно было защитить от нападения с суши, ведь, несомненно, в таком неспокойном городе царский квартал был защищен массивными стенами. И в то же время такое расположение сил Цезаря позволяло контролировать восточную часть Большой гавани и одну сторону входа в нее напротив Фаросского маяка. Корабли Цезаря стояли на якорях под стенами дворца, так что дорога к бегству была открыта, и ею – если случится самое худшее – можно было воспользоваться сравнительно безопасно в любую темную ночь. Поэтому, я полагаю, неистовство толпы не причиняло Цезарю большого беспокойства, и он мог приступить к выполнению задачи, которую желал осуществить, в достаточно спокойной обстановке. Гражданская война была для него огромным нервным напряжением, и он, наверное, с нетерпением ждал нескольких недель настоящего отдыха здесь, в роскошных царских покоях, которые он так мимоходом присвоил. Лето в Александрии во многих отношениях приятное время года, и поэтому можно представить себе Цезаря, который во все времена любил роскошь и богатство (а также, как истинный римский аристократ, войну и походы. –
