Никакое произведение о жизни Клеопатры не может обойтись без хотя бы одного отрывка из самого поэтичного произведения Шекспира, полного огромного понимания женской психологии, – «Антония и Клеопатры». Наверное, никто не понял движения души и характер великой царицы так хорошо, как мужчина, рожденный через 1600 лет после ее смерти. Вот финальная сцена из его несравненной трагедии (в переводе М. Донского):
К л е о п а т р а.
Порфиру мне подай. Надень корону.
Бессмертие зовет меня к себе.
Итак, вовеки виноградный сок
Не смочит этих губ. Поторопись!
Я слышу, как зовет меня Антоний, —
Я вижу, он встает навстречу мне,
Поступок мой отважный одобряя.
Смеется он над Цезаревым счастьем;
Ведь счастье боги нам дают затем,
Чтобы низвергнуть после за гордыню.
Иду, супруг мой! Так назвать тебя
Я мужеством завоевала право.
Я воздух и огонь; освобождаюсь
От власти прочих, низменных стихий.
Готово все? Тогда прошу, примите
От губ моих последнее тепло.
Прощайте! Дорогая Хармиана!
Моя Ирада!
(Целует их. Ирада падает и умирает.)
Что это? Мертва!
Иль на моих губах змеиный яд?
И так легко ты распростилась с жизнью,
Что, верно, смерть – та сладостная боль,
Когда целует до крови любимый.
Безмолвно ты ушла, нам показав,
Что этот мир прощальных слов не стоит.
Х а р м и а н а.
О туча, ливнем разразись, чтоб я
Могла сказать, что сами боги плачут!
К л е о п а т р а.
О стыд! Ее Антоний встретит первой,
Расспросит обо всем и ей отдаст
Тот поцелуй, что мне дороже неба.
(Прикладывает змею к своей груди.)
Что ж, маленький убийца, перережь
Своими острыми зубами узел,
Который так запутала судьба.
Ну, разозлись, глупышка, и кусай.
Ах, если б ты владела даром слова,
Ты назвала бы Цезаря ослом:
Ведь мы с тобой его перехитрили!
Х а р м и а н а.
Звезда Востока!
К л е о п а т р а.
Тише, не шуми,
Не видишь, грудь мою сосет младенец.
Он усыпит кормилицу свою.
Яд сладок-сладок,
Он, как успокоительный бальзам,
Как нежный ветерок —
О, мой Антоний!
Иди и ты ко мне, вторая змейка.
(Прикладывает вторую змею к своей руке.)