– Ну-у… я прямо не знаю… – протянула она, не желая сдаваться без боя, хотя все тело ее зудело от желания ощутить прикосновение теплой, мягкой и, без сомнения, невероятно дорогой шерсти.
– Лучше не придумаешь. Повернись, я тебе помогу.
Сбросив рюкзак, Пэтти повернулась к Эрни спиной. Плавным, кошачьим движением, от которого Пэтти затрепетала, он набросил пальто ей на плечи. Атласная подкладка мягко скользнула по плечам, и у Пэтти подогнулись колени. Ах, что за наслаждение – почти как оргазм!
Эрни обошел ее и встал спереди.
– Неплохо. Дай-ка подверну рукава.
Пэтти вытянула руки и, пока он ловко закатывал и подворачивал на ней рукава, наслаждалась новыми ощущениями. Теперь она убедилась, что Эрни – умелый любовник. Мужчина, с таким искусством закатывающий рукава, просто не может быть грубым и невнимательным в постели.
– Застегивай пояс, бери сумку, и пошли.
Открыв глаза, Пэтти обнаружила, что Эрни неотрывно смотрит на нее и выражение его лица граничит с нежностью. Странное и сладкое тепло разлилось по ее телу от его взгляда. Нет, он не просто умелый любовник – он нежный, ласковый, заботливый… От этой мысли Пэтти вздрогнула и поспешила заняться поясом.
– Готова! – объявила она наконец, вскидывая на плечи рюкзачок.
Эрни взял ее под руку, и они вышли за дверь.
Пальто мешало в полной мере ощутить его прикосновение – и все же Пэтти трепетала от мысли, что Эрни, как видно, понравилось ее трогать. Пусть дальше он не пойдет, но и от дружеских прикосновений вечер станет куда более волнующим.
Как здорово он придумал с пальто! Теперь Пэтти не только проведет вечер в сказочном одеянии Эрни, но и улучит момент взглянуть на его апартаменты. Что уж скрывать – она умирала от любопытства, хоть и смешанного со страхом.
Вполне возможно, что, узрев жилище лондонского светского льва, Пэтти немедленно умрет от стыда. Но зрелище того стоит! Она должна знать, что любят холостяки из высшего общества, – хотя бы для того, чтобы изысканно обставить собственную квартиру. И прежде всего надо взглянуть на его кровать. Если ей не хватает вкуса, Эрни как истинный джентльмен никогда об этом не скажет: но один взгляд на его спальню поможет Пэтти узнать правду.
Они вышли на улицу, и порыв ледяного ветра чуть не сбил ее с ног. Эрни был прав: без пальто она мгновенно превратилась бы в ледышку. Увидев такси у подъезда, Пэтти ощутила острый укол совести: все это время, в течение которого они препирались и ездили вверх-вниз, Эрни придется оплатить из своего кармана.
– Эрни, я заплачу за такси! – крикнула она, перекрывая шум улицы.
Он распахнул дверцу такси и помог Пэтти сесть, при этом приблизив губы к ее уху.
– Посмотрим, – прошептал он, согрев ее кожу своим дыханием.
От этого теплого, интимного шепота Пэтти едва совсем не расклеилась, но вовремя напомнила себе, что это ничего не значит. Просто горожане в отличие от деревенских девчонок предпочитают не орать на всю улицу. А что до интимного тона… бывают мужчины, у которых любой шепот звучит сексуально.
Эрни дал указания шоферу, и они двинулись в путь.
Такси мчалось, прокладывая себе путь по запруженной машинами улице, словно спасалось от погони. Пэтти не привыкла к такой скорости: сказать, что она была в восторге, – ничего не сказать. Во всех фильмах герои носятся на бешеной скорости. Пэтти была бы разочарована до глубины души, если бы ее не встряхивало на сиденье.
В довершение сцены Эрни извлек из кармана пиджака телефон и сделал звонок. Судя по его репликам, заказывал столик в ресторане. Заказывал столик!
– Надеюсь, ты не слишком проголодалась, – заметил он. – Я заказал столик на девять.
– Нисколечко, – поспешно ответила она. – Вполне могу подождать.
Пэтти, разумеется, не стала признаваться, что меньше часа назад, почувствовав голод, заказала себе сандвич из закусочной, телефонный номер которой нашла на принесенных Хью салфетках. Не устояла перед искушением: в родной Заводи закусочных днем с огнем не сыщешь, если не считать чайную, да и та теперь, после смерти хозяйки, закрыта.
– Куда мы едем? – с дрожью в голосе поинтересовалась Пэтти.
Сердце рвалось куда-нибудь на Пиккадилли или на Пэлл-Мэлл, но ему решительно возражал тощий кошелек.
