— У него из носа текут зеленые сопли, он может в них растворить твои кости и так тебя проглотить! — крикнул Сэм ему вслед.
— Не смешно, — прорычала я.
Сэм уселся на табуретку и стал разглядывать свой кекс. Иногда, когда Сэм не издевался над младшим братом, он преображался, уходил в себя и становился совершенно не похож на бурного воителя, которым я привыкла видеть его большую часть времени. Мне порой становилось страшновато, когда я пыталась понять, что происходит у него в голове. Размешивая в кастрюльке глазурь, я спросила, не хочет ли он помочь мне украсить кекс. Он согласился: можно положить сверху несколько разноцветных драже.
Сэм сдержал слово, не стал устраивать большого праздника и пригласил только Дэниела, что жил недалеко от нас. Он заявил, что ему надоели «эти шумные вечеринки, на которых все с ума сходят». Я не могла не согласиться. Полчища мальчишек гоняют по дому, оставляя горы мусора, да еще связывают ваши простыни, чтобы вылезти из окна, — это нездорово, мягко говоря.
В последнюю минуту мне стало жалко сына, и я попыталась убедить его позвать еще гостей. Но Сэм стоял на своем и заявил, что ему очень нравится отмечать день рождения с лучшим другом, Робом и Ратой. Единственное послабление, на котором он настаивал, это чтобы ему разрешили самому зажечь именинные свечи. Весьма скромная просьба, как мне показалось.
Я расстелила на кухонном столе газету и начала из ложки поливать кекс светлой глазурью. По консистенции она получилась такой, как надо, — достаточно мягкая, из нее можно было лепить. Чтобы доказать себе, что я все-таки мама с фантазией, я добавила в остаток глазури порошка какао, подлила кипятка и, вылепив большую кособокую цифру «9», водрузила ее на пирог. Сэм облепил липкую поверхность яркими конфетами.
Он посмотрел на меня внезапно потемневшими сапфировыми глазами и вдруг показался мне не по возрасту мудрым, будто старец. Такое случалось несколько раз и прежде. Меня это тревожило, особенно когда при этом Сэм говорил такие вещи, которые, казалось, могли исходить только от души, уже не однажды посещавшей нашу землю и сейчас лишь в очередной раз совершавшей привычный путь.
— В какое хорошее время мы живем, — сказал Сэм, суя черный леденец под стол, для Раты.
— Мы живем в замечательное время, — уточнила я.
— А я завидую дедушке. Он жил, когда появились первые автомобили и первые самолеты начали летать. Он видел, как в города проводили электричество, как появились первые кинотеатры. Вот интересно-то было, наверное.
— Ну что ж, когда ты станешь таким же старым, как дедушка, тебе тоже будет что вспомнить. Появятся новые вещи, которые мы сейчас и представить себе не можем. И ты сможешь сказать своим внукам: «У меня одного из первых в мире появились электронные часы с Суперменом».
Он взглянул на запястье и изобразил дипломатичную улыбку. Мне хотелось обнять его за плечи, прижать так крепко, чтобы почувствовать запах его кожи.
— Я просто пошутил, не надо называть котенка Инопланетянином, — признался Сэм, чайной ложкой выскребая остатки глазури из кастрюльки и отправляя их в рот. — Мама у нее выглядит как настоящая египетская кошка. Мне кажется, нужно назвать ее Клеопатрой. А сокращенно Клео.
— Клео, — повторила я, рукой ероша ему волосы и размышляя о том, понимают ли дети, насколько, до боли, глубока родительская любовь. — Превосходное имя.
— Я очень много занимаюсь Ратой, так что она не будет ревновать к котенку. Вчера я ее два раза вычесал. Мы с ней много говорили об этом. Клео ей понравится.
Рата положила голову ему на колени, глядя на хозяина ясными глазами.
— Кажется, она понимает каждое твое слово, — заметила я.
— Животные знают гораздо больше, чем люди. Собаки могут заранее почувствовать землетрясение. Птицы пролетают половину земного шара, чтобы отыскать свое гнездо. Если бы люди чаще слушали животных, они бы не делали столько ошибок.
Связь Сэма с животными проявилась уже в младенчестве. Во время прогулок он обращал больше внимания на животных, чем на что-либо другое. Восседая в прогулочной коляске, он махал пухлыми ручонками всем собакам и кошкам на пути. Однажды, ткнув в чайку, кружившую у нас над головами, он сказал свое первое слово: «Тица!»
